Прапор спал довольно чутко всю ночь, просыпаясь даже от шороха листвы за окном и беготни крысы на чердаке. Когда пришло время проснуться, на этот случай был поставлен будильник, которым даже воспользоваться не удалось. Флиппи поднялся на пять минут раньше положенного срока. Под глазами были явственно заметны синяки. Да, выспаться определенно не удалось. Поесть кстати тоже, потому что последние запасы он съел на пару с Маусом, что зашел пару дней назад. У него-то всегда еды навалом, а вот медведю не повезло. Хотя с другой стороны, его гостеприимность и бескорыстие были просто невероятными. Так, ладно, возвращаемся к не самому доброму утру, которое постигло Флиппи в один из ответственных дней.  Выползая из кровати с особенным недовольством, прапор прошаркал в  ванну в спортивных черных штанах. Мельком глянув на свою физиономию на которой появилась щетина(зеленая XD) включил воду и приступил к бритью. Когда он закончил с этой манипуляцией, отражение стало более-менее приятным на вид, но все равно оставляла желать лучшего. Далее по обычному сценарию:чистка зубов, холодный душ, а после облегчить свой мочевой пузырь.
«Так то лучше»-с блаженной улыбкой, Флиппи опорожнял свою мочевую систему. Хоть что-то его заставило этим утром улыбнуться. Ну, хорошо. Пройдя в свободную кухню, юноша поставил на заварку кофе, а сам пошлепал надевать то, что подойдет для сегодняшнего слета патриотов.  В этот раз никаких особых изощрений. Черные потертые джинсы со стальными наколенниками, гады, черная футболка с нашивкой его отряда. Право, футболка была выцветшая, но чистая и любимая. Куртка накинута плечи прапора, а в наружном кармане лежит пачка солдатских  сигарет. Во внутренней части спрятан пистолет, а на поясе нож. Ну да, всегда носит с собой, хотя и понимает, насколько чревато это. Но как говорится, пусть ты и живешь всю жизнь в лесу, опасности остаются…Никуда они не деваются. Ладно, опять отвлеклись. Все, надо выжирать кофе и гнать в логово. Подготовить надо очень многое, столько разработать и тут не обойтись без тактильных способностей и стратегического ума Мауса и Флиппи. Закурив сигарету, парень выпил залпам горячий кофе и вылетел из дому, нацепив перед уходом берет с нашивкой.
Пробираясь по знакомой только ему и Маусу тропке, юноша вспомнил по ходу, где расположены мины, которые по доброте установил подрывник-мышь. Проскочив бесшумно по родным территориям к «Логову».Интересно вот, кто это название придумал? А не важно, зато особенно напрягаться не приходится, придумывая какое-то другое название. Прицепилось наверное, из-за малой образованности лесных жителей. Они то на войне не бывали и обзывая важный объект Логовом, они навлекают на него больше бед чем на что-то другое. Потому-то два солдата и устроили красивую охрану. Открывая немного скрипучую дверь, Флиппи пробрался внутрь, осмотревшись осторожным взглядом все вокруг. Было темно, хоть глаз выколи. Надо найти щиток. Где он, едрить –колотить. Ура, нащупав рычаги, Флиппи дернул вниз сразу все выключатели. Свет заморгав, отчего в глазах стали появляться «мушки», прапор собрал волю в кулак, хотя и был жутко не выспавшийся, придержал свою вторую натуру. Да, тяжко-тяжко, но что поделать, в жизни ничего легкого не бывает. Юноша был крайне раздражителен, но все же достаточно спокоен, чтобы не пойти и не поубивать пол леса, развлечения ради.  Достав сигареты, положил на стол, куртку скинул на спинку стула, а сам, прикурив никотиновую палочку, пошел рыться в ящиках. Открывая жестяные шкафы, вытаскивал точные топографические карты, которые были составлены им с товарищами, когда они только попали в этот лес. Это была их привычка. На задание надо идти разведав территорию. Но была еще одна, почти новая карта. Город «браконьеров». Неприятно неинтересная карта. Сделать ее не составляло большого труда для бывалых вояк.
«Так, где-то здесь я видел доску и проектор»-пройдя вглубь помещения, скинул навес, настолько пыльный, что пришлось зажмуриться и зажать нос, который до боли начал страдать. Никогда не страдал от аллергии, но когда столько пыли, хотя в окопе на порядок больше…Но это на свежем воздухе, а не в таком душном месте. Когда пыль осела, Флиппи затянулся и, выпустив приличное количество дыма, выкатил проектор, подставку, доску. Установка всего этого барахла не заняло много времени. Накидав на доске примерные цели и задачи их операции по искоренению городских,  отправился дальше обследовать блиндаж.
Вдруг раздались взрывы, которые заставили прапора дернуться и обернуться. Его безумие охватило столь неожиданно, что он и не заметил. «Посторонний»-скривив злобный и недовольный оскал, поплелся ко входу в Логово. Вскоре туда ворвалась синеволосая скунсиха Петуния, начавшая в момент отряхиваться от пыли и грязи. Хрустнув шеей, Флиппи не задумываясь, подскочил к девушке и схватив ее за горло, поднял над полом, больно ударив спиной о стену. Смотря на нее исподлобья, юноша оскалился, издавая какой-то рычащий, горловой звук. Плотно стиснутые зубы свидетельствовали, что настроен он серьезно и агрессивно. И лучше сейчас появится хоть кому-то и успокоить его. Сжав сильнее горло Петунии, Прапор вытащил нож из ножен и стал выбирать место, откуда ему в этот раз начать разчлененку.
Очень вовремя появился Маус, которого любой Флиппи был рад видеть.
-Привет, комрад,-огрызнулся весьма дружелюбно прапор, сверкая желтыми зенками,-У нас посторонний. Как думаешь, мне ее допросить, или сразу порешить?

Она продолжала отряхиваться и стирать грязные пятна, как вдруг воздуха перестало хватить. Петунья даже не поняла, что произошло, руки продолжали отряхивать одежду, а глаза смотрели в никуда. То, что её душили дошло совсем не сразу. И это было как снег  на голову. Девушка никак не могла сфокусировать взгляд , поэтому решила, что душат её не свои.  Хотя, если быть точными, её не душили, ещё просто схватили за горло, подняв над землей. Но это явно сокращало количество воздуха. Голова закружилась, сердце  забилось в безумном ритме. Девушка часто заморгала, словно пытаясь прийти в себя. Она постепенно осознавала плачевность своего положения. А оно было хуже, чем просто грязь на её одежде. И ей стало страшно. Паника подползала откуда-то из живота к горлу, ползла, чтобы вырваться криком, но вместо него получился какой-то сдавленный хрип. А в голове стучало только:
Пусти, пусти, пусти.
Пет все ещё никак не могла сфокусировать взгляд на своем обидчике, глаза застелила пелена и слезы, которые маленьким ручьем стекали по щеке, а потом, сорвавшись с подбородка, полетели куда-то вниз. Она не плакала, не хотела плакать, слезы сами текли, мешая ей рассмотреть того, кто хочет её убить. А если не только убить? Петунья напряглась сильнее, ухватившись руками, за руку её противника, и попыталась отодрать её от себя. Конечно, сил у нее было слишком мало для таких манипуляций. Противник силен, а она слаба, как соломинка. Девушкам положено быть слабыми, и она  просто идеальный образец девушки. Видимо из-за этого совсем не может себя защитить.
А что если ему нужна не только моя смерть?
Уж быть оскверненной  Петунья совсем не хотела.  Она когда-то краем уха слышала о том, что  среди городских немало маньяков.  О маньяках у девушки были знания очень скудные, но их было достаточно, чтобы где-то внутри открылось второе дыхание. Она задергала ногами, пытаясь оттолкнуть от себя врага, слезотечение разом прекратилось, теперь щеки противно стянуло от соленой воды. Но пока она не освободиться её это волновало не слишком. Ногтями  Пет вцепилась в маньяка. В том, что это маньяк у неё уже не было сомнений. Грозный городской маньяк, которому нравится насиловать юных, невинных девушек, а затем жестоко убивать, быть может, даже съедать. Ногти вонзились глубже, ноги заработали с ещё большей силой. Петунья зажмурилась. Она боялась смотреть на того, кто сейчас, а может и не сейчас, расчленить её.  Ведь, кажется, сквозь слезы она видела что-то острое в его руке. Топор?  Нож? А может что пострашнее? Воображение разыгралось не на шутку. Перед Пет мелькали самые разнообразные виды оружия, которые она только могла создать. В общем-то, оружия в своей жизни Пет видала мало, один из видов которого был кухонный нож для мяса. Но все же её собственное воображение подстегнуло её ещё больше. Петунья начала извиваться сильнее, правда голосок ещё не прорезался, и она продолжала хрипеть, пытаясь сказать то, что молоточком стучало в её голове, а там было все тоже:
Пусти, пусти, пусти.
Правда  теперь к этой тираде добавлялось слово «мерзавец». Но толку то от этого? Тот самый мерзавец все равно не слышал. Но это подхлестывало её.  Хотя в большей степени желания жить побуждало в ней её же воображение. Какие кровавые картины оно нарисовало. Её тело, с распоротым животом на полу. Или оторванная голова  с открытым ртом на столе. И как  такая девушка, как Петунья могла такое напредставлять.  Дело хотя бы в том, что она нигде ничего подобного видеть то не могла.
Итак, желание жить возрастало, однако, силы убывали. Слишком много энергии потрачено впустую. А впрочем, все это время она могла бы подумать. Но воздуха для работы мозга поступало слишком мало. Он лишь побуждал тело дрыгаться в лапах врага,  да порождал дурацкие картинки, которые теперь сливались в одно кровавое пятно. Словно Пет превращалась в глупое животное. Животное, которое попало в лапы к хищнику и теперь отчаянно боролось за свою жизнь,  никак не желая принять то, что все равно умрет. Скоро острые зубы сомкнуться на шее, шейные позвонки хрустнут и сломаются, как китайская ваза. И тогда уже даже самые продвинутые доктора не помогут. Да и откуда им внезапно взяться.
Но  её  барахтания были тщетными, если только не ей в минус. Сил то не оставалось совсем. Однако, это отрицание собственной смерти открывало в ней все новые дыхания, им можно было уже потерять счет. И Пет внезапно осмелела. Она захотела посмотреть в глаза  своим страхам, то есть  на своего  хищника, узнать, что твориться в зеркале его души, пока он так сильно прижимает её к стене. Кстати о стене. Пет только сейчас почувствовала боль. Кажется, её неплохо стукнули, когда поднимали в воздух. В какой-то мере это был плюс, чувствуешь боль, значит, ещё жив. Но надолго ли? Петунья распахнула свои фиалковые глаза. Картина была неожиданной. Этого она совсем не хотела видеть. Бессмысленные попытки разом прекратились, она превратилась из бьющейся за жизнь добычи в безвольное обмякшее тело. К горлу подступил комок. Захотелось его выплюнуть, как кошки шерсть. Девушка была готова увидеть кого угодно, но не Флиппи. Она же так любит поить его чаем и кормить свежими, горячими ватрушками с творогом.
- Отпустите меня…
Голос был хриплым, сдавленным,  от звонкости не сохранилось ничего. Глаза вновь намокли. И даже в такой ситуации девушка держалась правил хорошего поведения, поэтому к своей мольбе добавила:
- … пожалуйста.
Картина опять превратилась в одно большое мокрое пятно. Вот сейчас она хотела плакать. Тихие рыдания, и что самое удивительное не потому, что она боится смерти, а потому что ей жаль своего «маньяка».
Пет со своей участью смирилась. Даже если до Логова ещё кто-нибудь дойдет, то вряд ли остановит Прапора. Хотя, кому она верит-то? Девушка совсем не смирилась. Она не верила, что её друг, которого так часто кормит плюшками, может распороть ей живот. Именно поэтому щечки опять мокрые, а не потому что ей кого-то жалко и она смирилась. Захотелось сглотнуть, но во рту пересохло, даже губы потрескались. А воздуха становилось все меньше. Почему именно в такие моменты хочется вдохнуть полной грудью свежего воздуха после дождя.
Однако, спасение пришло внезапно. То есть Пет надеялась, что это спасение. До Логова добрался Ка-Бум. Он приблизился к Прапору и начал что-то говорить. Петунья не слышала. Сердце бешено колотилось, и казалось, что оно находиться прямо в ушах,  поэтому она слышала только голос, не различая слов.
Девушка шмыгнула носом. Соленая слеза попала на ранку на треснувшей губе. Пет ждала, что это место начнет щипать, но ничего. Вместо этого расплывчатая комната  вместе с Прапором и Ка-Бумом закружилась. Наверное, так космонавты чувствуют себя в своем космосе, все вокруг крутится, а  тело тяжелое, потому что давление бешенное. Или нет, или оно должны быть легким. Петунья в этом совсем  не разбиралась, но была уверена, что именно так чувствуют себя космонавты. Как она сейчас.  Вот только космонавтов этому готовят.

Нет, так нельзя. С ужасом в глазах наблюдая за мимикой Петунии, что умирала под сильной рукой Прапора номер два, перед глазами мыши возникали все те адские образы, что ему когда-то удалось соизреть. Это была боль. Да-да, самая настоящая боль, охваченная объятьями всепоглощающего страха и девичьей беспомощности, чему особа никак не могла противиться, тем временем изо всех сил пытаясь скрыть слезы, предательски катившиеся по гладким бледным щекам. Маус воспроизвел в своем воображении множество картинок, среди которых были умирающие солдаты, товарищи, попавшие под влияние ядовитого газа, и,  неужели девушку ждет такая же участь? А ты просто стоишь, как идиот, наблюдая за чужими страданиями, ведь ты просто не можешь просто ударить убийцу сзади, дабы он вырубился, потому что оный — твой лучший друг. Отдышка стала чем-то вроде астмы, ведь мыш будто бы задыхался вместе с девушкой, став с ней единым целым. Второй рукой слегка обхватив свою шею, опустив голову, парень прокашлялся, в попытке прекратить панику, обнявшую его психику подобно матери, которой у него никогда не было. Это было бессилие. Ка-бум дрожал, чуть подергивая веками, в надежде, что все сейчас прекратится. Он больше не мог смотреть на скунсиху, потому что думал, что ничего не получится, а Флиппи так и не придет в себя, ведь с каждым разом, с каждой вспышкой безумия Прапора, мыш все быстрее терял веру в свои силы, свои способности. Интересно, о чем же сейчас думала Пет? Наверняка перед ее вельветовыми глазами пролетала вся жизнь, и, возможно, она видела своих погибших родственников, друзей, как это было с Маусом? Кто знает, ведь наша вселенная полна  тайн и загадок, которые не удалось разгадать даже людям, создавшим множество технологий, увы, не всегда способствующим жизни таким представителем фауны, как лесные жители. Именно это и должны были остановить Прапор и Ка-Бум, дабы дать жизнь обыкновенным зверушка вроде них, что никак не могут постоять за себя. Верно, ведь все они, подобно детям, никак не могут себя защитить, а сама Пет, что изо всех сил боролась за свою короткую, не познавшую все причуды, жизнь, являлась типичным представителем сей расы. Чувствуя каждую вибрацию в теле командира, молодой человек поднял голову, в надежде хоть что-то услышать, однако, навсегда разорванные барабанные перепонки предательски не пропускали через себя малейший звук. Абсолютно ничего. Вакуум и пустота. Отвратительное состояние. Очередное воспоминание из далекого прошлого, тот самый роковой день, когда Маус потерял слух. В тот момент француз был весьма беспомощен, совсем не разбирался в оружии, а ему, как на зло, нужно было выйти в поле боя и постоять за себя, товарищей, и, главное, за свою Родину, на которую, признаться, ему было абсолютно плевать. Напряжение, собранность, дрожащий палец, вкус пороха, вспышка, взрыв, романтика перемешавшихся костей и плоти, а затем окончательная свобода. Ведь ему так сильно хотелось освободиться от всего, так хотелось покончить со страхом и жестью, творившуюся вокруг его юного ума, так хотелось нормально...жить...? Да черта-с два, Маус. Какой-то вражеский выблюдок попытался кинуть в тебя гранату, однако, кривые жопорастущие руки позволили не докинуть ее на полтора метра, что, пускай, не убило мыша, однако, раз и навсегда покалечило психику, а также, лишило слуха. Он никогда не забудет ту пульсирующую боль в ушах, кровь, стекающую по щекам и подбородку, а главное, тот самый душераздирающий крик, что вырвался из уст француза перед тем, как потерять сознание на ближайшие пару суток. Едва усилив хватку, сжимая плечо друга, молодой человек понял, что все получилось, пожалуй, в самый последний момент. Да, черт бы его побрал! Флиппи пришел в себя, ему удалось победить того демона, что терроризирует его психику уже многие годы. Спросите ли вы, каково быть единственным человеком, который способен утихомирить непобедимую машину для убийства? Хреново. Однако, жаловаться не приходится. Дыхание мишки стало более глубоким, мышцы сбавили свое напряжение, что было подобно натянутой струны гитары, или скрипки. Тут, медленно повернув голову, после взглянув на своего «спасителя», молодой командир сильно изменился в лице, окончательно вернув своего обычного, повседневного «Флипа», которого мыш знал и любил. Сильнейший порыв радости смешался с беспокойством, ведь, несмотря на то, что Ка-Буму удалось задуманное, на плечах обоих парней лежал полу-мертвый груз, который нельзя будет прилюдно хоронить. Теперь то с Прапором все нормально, если конечно так можно назвать конвульсии, ужас и ненависть к себе вследствие того, что ты уже сделал и мог бы сделать через какую-то минуту, минуту, что унесла бы еще одну жизнь. Но ведь Маус не может разорваться, дабы помочь обоим пострадавшим, или же...может.? Сняв куртку с пояса, на мгновение забыв о бедном Флиппи, что отходил все дальше и дальше к стенке, вот-вот отдавшись истерике, юноша накинул ее на девушку, заметив тот факт, насколько она миниатюрна по сравнению с ним. А ведь Петуния действительно была очень красива, почему Маусу стало ясно, зачем командир к ней так часто заходит, якобы на «чаек». Аккуратно взяв за подбородок юную аккуратистку, пользуясь двумя пальцами, парень ненароком взглянул на ее шею, что заметно посинела, перейдя к лицу нездоровой голубизной, что шла бы только свежему трупу. Она жива, и это было просто прекрасно, отчего молодой человек неловко улыбнулся, прикрыв глаза, ведь ему, все-таки, удалось спасти жизнь невинной девушки.
—  Comment allez-vous, mademoiselle ? - начал Маус, забыв свою повседневную речь, однако, когда до него наконец дошло, что он использовал тот лексикон, который понимает лишь сам, добавил:
—  Ох, пардон за мой французский! Вы живы? Надеюсь, командир не сильно вам навредил... Не сердитесь на него, с ним иногда такое случается... Кстати, je m'appelle Маус, мы с вами виделись пару раз. - закончил молодой человек, вновь вставив родную фразу в предложение; подхватив синеволосую деву на руки, и, перенеся ту на стул, стоящий близ стены, мыш оставил ее в одиночестве, дабы та вышла из шокового состояния, и, заодно отдышалась. Там же, развернувшись и направившись к любимому товарищу, юноша вздохнул с облегчением, наконец-то избавившись от приступа отдышки. Сколько же боли было внутри Флиппи, что заставляло его терять контроль над своим телом и разумом? Даже Маус того не знал, но только ему была доверена ответственность спасать Прапора от самого себя. Ведь они столько пережили вместе: начиная от безудержного огненного порыва бренного поля, заканчивая общего пьянства, в процессе которое стало мини-катастрофой для всего живого, однако, свои действия под влиянием алкоголя, Маус, увы, никак не мог вспомнить, ибо всегда обосновывал их, пользуясь невменяемом состоянием. Сняв берет, вытерев им пот с лица, юноша сел на корточки напротив босса, который пытался прийти в себя.
—  Маус, спасибо тебе, ты очень вовремя пришел. Как всегда. - говорил молодой человек, раскаиваясь в содеянном. Жаль только, что Маус уже забыл звучание его голоса, и, если так подумать, с Подлецом все было гораздо проще, ибо тот был абсолютно немым. Сделав вид, что мыш все услышал, тот широко улыбнулся, закинув руку за голову, как бы почесывая затылок.
—  Вуаля. Ты же знаешь, я всегда прихожу вовремя. - произнес рыжий, посмеявшись своим фирменным жизнерадостным смехом, что всегда поднимал людям настроение. Мыш никогда не винил его в том, что Прапор страдает шизофренией, и, пусть от этого погибала большая часть населения, Ка-Бум всегда будет рядом с ним, никогда не предавая даже его злую сторону. Вот такая вот преданность. A votre sante!
— «Он» опять приходил... Мне кажется, что когда-нибудь у меня не получится его успокоить, мон шер. - тихо проговорил подрывник, опустив голову вниз. Ведь данная мысль уже давно начинала беспокоить его голову, поскольку всплески безумия Флиппи становились все чаще и трудновыводимыми, как  жирное чернильное пятно на белоснежной рубашке. Вспомним, скажем, первый раз. Миссия «Тайгербомб». Хотя нет, после нее Маус мало чего помнил, однако, парочка кадров все же осталась: как разорвало того вражеского солдата, что принял за яблоко маленькую бомбочку, что имела тот же чудный аромат и аппетитную, кровавую окраску; как Подлец прикончил другого врага о колючую решетку при помощи одной из своих незаурядных технологий; как  Флиппи замаскировался под разносчика пиццы, решив сделать ублюдкам смертельный подарок... но самый главный момент расплывался в голове мышонка, подобно туману в пустой темной комнате. Как только одна из бомбочек прилипла к его рукам из-за сыра от пиццы, черт знает каким образом оказавшись там, Маус в панике подбежал к командиру, дабы тот помог, однако, далее что-то случилось, что лишило мышонка памяти... Прострация, если так посудить. Но погодите... Тело хамелеона, а внутри него — никто иной как Флиппи? Едва различимый кадр, закрытый листьями и ветками. Быть вожет, это и вовсе галлюцинация, ведь Подлец просто не мог выжить после того, что мыши якобы "привиделось". Что же тогда случилось, черт подери?!
Рассевшись на полу, поодаль Прапора, парень закрыл ладонью лоб, дабы вспомнить, что тогда было, ведь, что странно, он никогда не задумывался, что было далее, или же, просто не хотел вспомнить? Однако, одно он знал точно: в тот день и родился злой командир. Это и была вина Мауса, ведь он просто не уследил... Единственная ошибка послужила причиной глобальной катастрофы, повлекшей ряды гибели множества невинных людей, правда, если искать в этом ужасном дне хоть какие-то плюсы, - тогда они одержали абсолютную победу при помощи Прапора номер два.
— C’est ma faute... - Прошептал мыш, с такой силой стиснув ладони в кулаки, что по всему помещению раздался звонкий хруст его костяшек. В нем, черт возьми, проснулось сранское чувство вины, которое словно бы свежим клеймом образовалась на сердце.
«Все бы было иначе, если бы в тот день все прошло нормально и меня не ранили... Блядский Маус. Все испортил, теперь мучаешь и командира, и себя самого. Однако, чем я помогу ему, если начну в открытую себя карать? Наверно, все станет лишь хуже. Что ж, тогда какого же черта я тут расселся?» - подумал мыш, после чего поднял голову и взглянул на друга, в тот момент закурившего сигарету, одновременно разбиравшего свою «старушку», которая, наверно, не раз его выручала. Привстав с пола, отряхнув брюки, юноша вернулся ко входу в «Логово», и, покопавшись в своем рюкзаке, вынул оттуда две железных кружки, что всегда пригождались на службе; дело не только в том, что Маус сам по себе запаслив, просто этим утром он планировал попить кофейку вместе с Прапором, для чего еще с вечера подготовил нужные приспособления, однако, юное создание, что тем временем находилось на стуле, тому помешало. Что ж, не велика потеря, ведь им сейчас гораздо нужнее какой-нибудь горячий напиток.  Также, прихватив кипятильник, парень выложил все на столе, после чего подошел к шкафу и по-хозяйски начал изучать его интерьер: пылищи и паутины, признаться, там было «мама не горюй», однако женскими делами солдат не планировал заниматься. Достав оттуда крупный кувшин, молодой человек выложил его на пол, также вытащив за ним банку кофе, которая всегда была неотъемлемой частью светской беседы в сием важном месте; конечно, по мнению Мауса, обоим сейчас было бы полезнее выпить по кружечке горячего чая, однако, отсутствие сего убивало всякую надежду. Что ж, кофе так кофе. В голове летало столько мыслей, а воображение создавало иллюзию о том, что у мышки сейчас очень большие проблемы.
— Мадемуазель, je m’excuse, но сахара у нас нет. - Громко произнес парень, констатируя факт. Флиппи, разумеется, к сему привык, поэтому ему это говорить просто не имело смысла. Как никак, они оба привыкли к суровым военным будням, ведь в качестве подсластителя они, бывало, добавляли человеческую кровь... Чертов алкоголь... Очередная ужасная мысль заставила мыша покрутить головой, словно бы отгоняя всякие отвратные мысли из его гениальной головы; и вправду, ведь он просто не допускал мысли о том, чтобы вновь напиться, ибо миру наступит глобальная жесть, потому что к его буйству непременно присоединится Прапор. А ведь здесь, в погребе, лежит целый ящик "Бордо", что Маус спрятал несколько лет назад... Резко выдохнув, протерев запыленный кувшин чистой тряпкой, юноша наполнил его водой из огромной канистры с минералкой, что стояла в углу, плотно закрытая на маленький замочек. Пара мгновений, и в сосуде уже мирно греется кипятильник, что уже через пару минут превратит ледяную воду в кипяток. Проведя языком по пересохшим губам, Маус наклонился назад, как бы потягиваясь, после чего, наполнив обе кружки парой ложек ароматного молотого кофе, прислонился спиной к стене, проведя пальцами по подбородку, будто поглаживая невидимую щетину. Минута, полторы. Вуаля, вода вскипела! Вынув кипятильник из розетки, поместив его на тумбочку, мыш наполнил кружки кипятком, и, как следует размешав содержимое, почетно вручил напиток каждому.
— Bon appétit! - Шутливо произнес парень, беззаботно хихикнув. Теперь, когда все нормально, можно и обсудить планы по уничтожению врагов, пускай, с наличием «гостьи».
— Флиппи, так зачем же мы тут собрались? Проясни ситуацию, si cela ne tu fait rien. - сказал парень, притворяясь, что не знает, для чего он здесь, собственно находится.

Отредактировано Mouse Ka-Boom (2011-01-31 16:19:38)

И вот сидя за столом, уже завершив свое действо с пистолетом, Флиппи уперся локтями в стол, подпирая голову тыльными сторонами ладоней. Его берет давно где-то валялся на полу, а он, и не заметив сего, попытался снять оный с головы. Но так ничего не найдя в своих зеленых патлах, продолжил сидеть, закрывая руками лицо. Состояние полной отрешенности от мира, которое превратилось в, своего рода, камеру пыток. В ней хранились самые отвратительные воспоминания о прошлом, которые только могли произойти в вашей жизни. С прапором случилось слишком многое, чтобы оставлять эти едкие и не выводимые пятна крови и шрамы на сердце без внимания. Все эти безумные и кровопролитные вспышки приковывали к стене тяжелейшими оковами все доброе существо Флиппи на время его безудержного душевного мятежа и безумства. Но странно, когда заперт второй прапор, то у него клетка, которую он открывает самыми разнообразными способами. Чаще всего отмычкой становятся воспоминания, ужасные, спрятанные в подсознании, пробуждаемые мега чувствительностью Флиппи, как того, так и другого. А что же сейчас творится в голове зеленоволосого солдата, который сжал от отчаяния свою черепушку. Волосы от сего взъерошились, и стал он больше похож на психа, которого пора бы возвращать в его камеру с мягкими стенами, пустую, серую, тусклую…В ней одиночество становится наверняка невозможным. В таком бы месте, Прапор вероятно, никогда бы не обрел покоя, а еще больше ушел в свою и без того глубокую шизофрению. Он закрыл глаза, пытаясь не видеть девушку, которую пять минут назад пытался распотрошить как плюшевую игрушку. Не хотел он смотреть и в глаза своему товарищу, что продолжал быть таким же жизнерадостным, хотя в его последних словах слышался страх и безысходность. Действительно, было страшно. И как-то непроизвольно в голове стали появляться кадры прошлого. Оно было куда более беззаботно, еще до попадалова в армию. Ну кем был Флиппи до прихода на службу? Обычный, непримечательный, до жути добрый, открытый и неуклюжий паренек. Телосложением не вышел. Вымахал, став каким-то несуразным. Как и положено медвежонку, был он крупнее остальных, из-за чего вечно страдала его самооценка. Мальчишка никогда ни с кем не дружил, нет-нет, совсем, не потому что ему нравилось одиночество. Как раз наоборот, всю свою сознательную жизнь мечтал о хорошем друге, с которым было бы не страшно поделится проблемой. Поделиться. Какое страшное слово, потому что предательства были в его жизни неотъемлемой частью. Сколько раз над ним издевались, унижали, а он просто улыбался, словно это не с ним. Никогда не держал злобы. Таким его вырастили папа с мамой, которых он любил и уважал, всегда помогал. Не было дня, чтобы он не сделал им приятное. Уборка, или по мелочи что-то. Покладистый и аккуратный, насколько это было возможно для маленького Флиппи. Старался порадовать предков… Ведь… Просто он их любил, и потому никогда не испытывал злобы к окружающим, что сделали его изгоем.  Даже на браконьеров, что убили единственных, ради кого он улыбался, дабы развлечься. Они даже туши не унесли. Тогда были действительно тяжелые времена. Не только потому, что назревала ужасающая война, что в корне изменила Флиппи, но и боль с отчаянием, поселившиеся в душе медвежонка. Вокруг все завертелось в страшном торнадо. Сначала пришли солдаты и загребли сирота, потом обучили всему и привели в форму. Да, теперь это не бесформенный комок шерсти, а сформировавшийся, сильный медведь, ловкий и быстрый. Парень действительно увидел в армии смысл жизни. Что еще нужно для существования? Друзья, имеется, целый отряд, которым он руководит. Лучшие друзья? Целых два: Подлец и Маус Ка-бум. Два солдата, что способны его принять какой он есть. Пусть один немой, а второй поначалу вообще ненавидел всеми фибрами души самого Флиппи. Но это было сначала. Теперь они неделимая команда. Скупая и одинокая слеза скатилась по сведенной от напряжения щеке Прапора, что так и сидел за столом, закрывшись руками от мира. Запах черных кожаных перчаток отдавал в нос слишком резко, потому убрав руки от лица, парень подпер руками подбородок, на котором еще висела соленая капля. Она упала на стол, и тихий стук разбивающейся, сконцентрированной в одной слезинке боли, разнесся по Логову. Он часто чувствовал приступы раскаяния, ненависти к самому себе, к тому, кто сидел внутри, и вообще, периодами появлялись мысли о том, что лучше бы он не вернулся с войны. Он сирота. Дом есть, но там нет уже давно никого. Душа добрая и чистая, изрезана на лоскуты и кропотливо сшитая воедино, часто дает надрывы. В общем, смерть в бою, стало бы избавлением для бывалого солдата, которому дай бог, было двадцать. Да, именно, юный, но столько переживший в подростковом возрасте, несомненно заставило его повзрослеть, так же рано, как и других желторотиков на этой страшной войне…
Нервозность не спадала, не хотела уходить, как и напряжение, с которым Флиппи держался за свои моральные устои, чтобы не расправится с Петунией. Кстати о ней, она до сих пор без сознания, сидит на стуле, тихо посапывает, словно дитя, которое переутомилось на прогулке, и теперь прикорнула. Смотрелось бы это и правда умилительно, если бы не явно выраженные темно-синие следы, что Флиппи так любезно оставил на ее хрупкой, девичьей шее. Какое же мерзкое чувство, однако, когда ты едва не придушил девочку, да-да, хотя Флип и не был сильно ее старше, для него каждый, кто не видел смерти и жестокости, будут детьми. И знаете, лучше пусть остаются детьми, так куда проще, чем знать о  таких «прикрасах»  этого гнилого мирка. Но главное, что скунсиха осталась жива. Разве не здорово, что Маус пришел так вовремя? Это замечательно. Этот парень, его ровесник, жизнерадостная егоза, прущий ото всюду позитив. Да, прапор с ним никогда не был напряжен. Слишком многое они пережили вместе. В армии-то они с самого начала, прошли все, что только можно (см.флэш XD). Их никогда не сможет сломить ни одна сволочь. Медведь помнил наждый момент их службы. И как они подрались на посту, и как в карцере кое-как стали понимать друг друга, как отпиздили сослуживцев по-пьяне, как первый раз на задание пошли вместе… Помнил и как получил свое звание и отряд в распоряжение. И как в окопах они вместе с рядовыми, по уши в пыли, грязи, дерьме и манной каше, курили и травили байки. Как он впервые видел обугленное тело рядового, что попал на мину. Не уберег… Маус убивался больше, но вида не подавал, ибо Флиппи пришлось успокаивать. Прапор так же помнил, как его взяли в плен и жестоко пытали, и как Ка-Бум пытаясь все разнести, был остановлен Подлецом. Помнил жуткий крик, который издал перед отключкой его лучший друг. Он действительно подумал, что тот погиб. Погиб и более на свете не было страшнее события. Но нет. Все обошлось, практически. Просто у мыша порвались перепонки, отняв полностью возможность слышать. Флиппи тогда не спал двое суток. Именно столько и провалялся Маус без сознание. Боже, сколько произошло всякого, о чем и вспоминать не хотелось. И в тоже время, никто не представляет, чем бы закончилась жизнь прапора.
Перед ним неожиданно возникла чашка ароматного кофе, точно… И он ясное дело без сахара. Хах, ну не в первый раз. И не такое пить умудрялись в голодные месяцы, когда провизии не поступало на всех. Естественно, рядовым отдавали все до крошки. А сами…Ну, да, это отвратительно, но эти двое ели трупы врагов, запивая кровью. Ну, как говорится, под вино и не такое пойдет. Эх, былые времена, слава всем божкам, проклятым и не очень, что Маус завязал, а Прапор никогда этим не страдающий, поблагодарил мысленно за это друга. Теперь Ка-Бум был тем стержнем, что способен его удержать в равновесии, только приступы стали сильнее и труднее в плане их завершения. Не то чтобы вторая личность стала поглощать Флиппи, нет, просто слова не всегда доходили до внутреннего доброго Прапора. Все равно Флип приходил в себя, но самостоятельно, как «заряд» зловредной твари заканчивался. Взяв дрожащими руками чашку, парень услышал, как его френд произнес своими обычным, жизнерадостным и беззаботным тоном:
— Bon appétit! Флиппи, так зачем же мы тут собрались? Проясни ситуацию, si cela ne tu fait rien.- этот его французский, так приятен уху мишки, что расслабление приходит само по себе. Пусть голос громче положенного, пусть резковат, но плавность все равно в речи сохранилась, это уже привычно, после потери слуха Мауса. Едва отхлебнув, юноша уже собирался ответить на вопрос, который в принципе, не требовал ответа, как за дверью в Логово послышались звуки странные, неприятные, вызывающие подозрение, да чего мелочится, насторожено повести ухом, даже гражданского. Флиппи же от его нынешнего, неуравновешенного, слишком нервного и восприимчивого состояния, передернуло. Ловушки, что он по доброте душевной сделал, и мины Мауса пришли в действие. Никого они более ждать не собирались, потому что иначе бы кто-то да пришел раньше. Бревно вышибло дверь со страшным хрустом, и в проеме на секунду появилась часть тела, которая в момент испарилась. Теперь, уверенность в том что это враг, нисколько не колебалась. Вскочив, настолько резко, что стол перевернулся, а чашка по инерции свалилась на пол, разливая свое темное ароматное содержимое по дощатому полу, вливаясь в щели и медленно застывая в них. Настроение Флиппи сменилось довольно резко и неожиданно. Ненависть и предчувствие опасности, заставило пробудиться и вырваться из клетки, только-только задремавшего прапора намбер ту. Резкий удар ногой в стул, и тот улетел в стену, сам же медведь, потеряв контроль окончательно и бесповоротно, заставляя упиваться силой и злобой, раздирающей все внутри. Хотелось всех уничтожить и обагрить свою рваную душонку кровью, залечить и замазать осколки, словно бальзамом. Быстрым, даже стремительным шагом, юноша прошел к выходу, бросив резкий взгляд на француза, потом на девушку. На ходу схватил нож, что лежал и поблескивал на грязном полу. Крепко зажатая в рукоятка в сильных пальцах, сведенных от злости и предвкушения резни, Флиппи выбил дверь с ноги. Отчего здоровенное бревно откатилось на очередную мину, подорвавшись и унеся первое взрывной волной. Это придало еще больше взвинченности прапора, которому звук взрыва напомнил о прекрасных минутах сражения. Да, лучшего и пожелать для нездоровой психики нельзя. Оглядевшись, щуря желтые, ярко-горящие глаза, юноша рванул в сторону, куда спряталась по его мнению, да и нюху, очередная жертва. Теперь-то интуиция его не подвела, и это был действительно враг, главное найти и устроить жестокую расправу. Подозрительный шорох, заставил парня свернуть за угол и да, бинго, нож в момент врезался во что-то твердое. Он пробил к черту ключицу и немного задел лопатку, вонзив острие кинжала прямо в деревянную стену. А мелкую хорошо так покромсало, но она осталась жива.
«Хах, живучесть сравнима с тараканьей», подумалось прапору, который захохотал, при виде своей жертвы. Ударив с колена в живот девочке, которая была из «браконьеров»,и железный наколенник, кажется, отбил желудок. А не важно, собственно. После выдрав, рванув резко вверх нож, и переломав вышеуказанные кости, парень взял грубо соню за волосы. Поднеся ее искаженную муками мордашку к своей морде-лица, усмехнулся.
-О, кто это у нас здесь? Шпион, диверсант, или просто случайный залетный рядовой врага? Ахахаха, в любом случае, ты не из наших, - хрипловатый, злорадный тон, с надрывами проговорил, периодически переходя на рыкоподобный, горловой звук, которые издают дикие и необузданные звери. Епт, чо, я из лесу вышел, был сильный мороз. Городским не понять, а уж Флиппи тем более, особенно, обезумевшего от сдвига по фазе.
Резки удар кулаком под ребра, а после снизу лезвие впилось в плече-локтевой сустав, порвав, разодрав и заставляя крови бесконечно течь. Была задета лучевая артерия, а после и вовсе перерезана парнем, что с наслаждением вслушивался во вскрики девочки, которую видел первый или может второй раз в жизни. Нижняя часть, включая предплечье и кисть руки отлетели на землю, разбрызгивая остатки крови. Не стоит ожидать дергания этой занудной сони, которая не доживет до рассвета. Дальше, без малейшего сожаления, нож вспорол брюхо соне. Да, красиво смотреть на резко вываливающиеся органы, кровь, что заливает ноги, тело, лицо. Приятно чувствовать эту теплую живительную влагу, что питает тело человека. Действительно бальзам на душу Флиппи излился во всей своей красе.  Но тут, резко изменив выражение лица из злорадно умиротворенного, прапор стал просто разъярен и чем вызван сей порыв, остается загадкой. Нож вонзился меж глаз девочки, навсегда прекратив ее страдания, но разве это может быть максимум надругательством надо телом девочки? Нет, рука залезла в зияющую дыру в животе и неспешно поднялась, прорвав ногтями диафрагму, а после и вовсе добравшись до легких, содрал плевру, нащупав еще еле бьющееся сердце. Ухватив его мертвой хваткой, выдрал с такой силой, что за насосом организма вылетели еще и аорта, вены и артерии, оборвавшись в тонких местах. Держав недвижное сердце, парень закинул на плечо труп девушки, а сердце, словно яблоко, подбросил и поймав вновь поднес к губам. Запах. Божественный, сладкий, едва отдающий медью, заставил прапора ликовать от восторга и безумства, которое его видимо сегодня еще долго не покинет. Интересно, а как на это среагирует Маус Ка-бум? Сейчас это меньше всего интересовало шизофреника, который, оскалил свой акулий рот, оторвал от сердечной мышцы крупный кусок, и словно это яблоко, стал жевать, наслаждаясь вкусом сырого мяса. Кусок легко пошел, потому, пока Флиппи возвращался внутрь, даже не обратил внимание на Петунию, которая возможно скоро очнется и начнет истерить по поводу и без. Хотя, повод у нее сейчас самый благовидный. Но это такая мелочь, когда надо срочно выпотрошить и приготовить отличный бифштекс на себя и Мауса. Он так давно не ел сырого мяса, что просто порывался начать без разделки трупа, пожирать все, что аппетитно смотрится. С чего бы начать? Этот вопрос интересует Флиппи последние полминты, и решить он никак не мог. Потому смотря сверху вниз на трупик, что полеживал на скамеечке, что стояла около проектора. Да, великие размышления… Ну, время есть до начала трупного окоченения, а это через пару часов не раньше!