Happy Tree Friends - The War

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Happy Tree Friends - The War » Старые и ненужные более темы » Оу-оу-оу! Теперь ты в армии! НАХУЙ!!!


Оу-оу-оу! Теперь ты в армии! НАХУЙ!!!

Сообщений 31 страница 41 из 41

31

С незапамятных времен люди употребляли алкоголь, и, у каждого была для того причина: кто-то от скуки, кто-то, чтобы предаться извращениям и уродиной-женой, а кто-то для того, чтобы просто отметить какое-то важное событие с друзьями, чем и занимался Ка-Бум на данный момент. Но для чего это все? Ради стремного хамелеона, которого ты видишь впервые, не питая к оному никакой симпатии? И пусть. Главное то, что в будущем эта троица сможет чего-то добиться вместе, пускай Маус пока об этом даже и не задумывается.
Пытаясь заставить зеленоволосого засранца хотя бы перестать хохотать, дабы тот перестал его смущать, француз и сам начинал ржать, ибо смех комрада был для него заразителен. Что ж, благо, Сникки не присоединился к Прапору, а то мышке пришлось бы самостоятельно закопаться под землю. Вот так вот он не любит находиться в таких положениях, француз же, что поделаешь? Спокойно, даже не стараясь, Флиппи освободился из-под экзекуционной хватки мыша, поправив растрепанную шевелюру, подойдя к столу и еще плеснув себе вискаря. Мыша, тем временем, остался сидеть на холодном полу, удивленно-негодующим взглядом сверля друга, мол, он так старался, а этот нахал не ценит его труды.
«Фи. Ну, братюнь, доиграешься же» - думал Маус, проведя рукой по рыжей шевелюре, позволяя алкоголю проникать в каждую клеточку своего хрупкого тела. Что ж, тогда то он не боялся употреблять спиртное, ибо его психические способности были в полной норме, не то, что сейчас. Мауси. Черт дери, самый младший во всей роте, если не в лагере.
Подняв с пола одиноко валяющийся железный стакан, молодой человек начал нарезать долгие круги по помещению, как бы стараясь поддерживать свое тело в боле-мене нормальном состоянии, чтобы кровь спокойно двигалась по жилкам и венам, разбавляя опьяняющий эликсир каппилярами и лейкоцитами. Практически не вслушиваясь в монолог медведя, Ка-Бум, опустив голову, думал о чем-то своем, не подавая каких-либо признаков опьянения. По ходу, скоро пойдут рассказы из своего личного опыта, если конечно ребята не нажрутся в стельку, что на сто процентов вероятно. Далее, до чутких ушей мыша начали долетать отдельные фразы, которые тот отрывками пропускал в свой мозг, будто загораживая остальные слова огромной каменной стеной.
—...Маус, разливай. - попросил Флиппи француза, тем временем, занимавшийся выяснением имени их нового товарища. И как же мог отреагировать наш юный друг? Материть медведя он конечно не стал, правда, по большей степени из-за того, что не мог найти нужных слов, он просто взял и выполнил то, о чем его попросили, невзирая на то, что сейчас сам был бы не прочь поговорить с ящером.
«Хули, а? Я тоже хочу что-нибудь ему объяснить. Ну, Флип, ты как всегда берешь самые лучшие задания. Блеать, мне б не спалиться с алкоголем...» - вел про себя тот монолог, трясущимися руками вновь разливая виски по кружкам, в действительности не желая показывать ребятам свое нынешнее состояние, поскольку алкоголь и вправду слишком быстро ударил ему в голову. Однако же, если бы мыша пил на воздухе, а не в затхлом и вонючем карцере, то он бы в точности остался бы трезвым даже после двухлитровой бутылки оного вискаря. Черт, становилось все горячее и горячее. Интересно, чем же закончится эта пьянка? Глядишь, кто-то кого-то изнасилует в зависимости от количества выпитого алкоголя. Тут то главное вовремя съебать, ибо в такие моменты становится как-то страшно за свой зад и кишечник, тем более, что среди ребят ты самый младший, миниатюрный, и, сука, смазливый. К сожалению, Маус уже давно записал сей факт в список тайных кошмаров, разумеется, решив никому не говорить об этом, даже если его подвергнут зверской пытке. Вновь раздав каждому по кружке, француз с интересом начал разглядывать листок бумаги, что держал в руках Прапор. Столько воспоминаний, однако... Например, когда Ка-Бум учился писать на английском, подрисовывая по бокам собственных записей разные ржачные вещи типа кривых хуев. Собственно, в те моменты у Флиппи было точно такое же выражение лица, отчего паренек лучезарно улыбнулся, выслушивая тост друга.
— Сегодня, на триста шестьдесят пятый день нашего с Маусом пребывания в армии, к нам присоединился... присоединился Сники... - говорил комрад, заодно и представляя ящера мышу. Тот же, в свою очередь, перевел заинтересованный взгляд в сторону уже поддатого новичка, что также сохранял каменное выражение лица.
«Значит, Сники... Странное имя, хотя, думаю, вполне подходящее для хамелеона. Погоди-ка, а разве у этого слова не "подлое" значение? Так, ладно, забудем. В конце концов, не всегда же вещи называются своими именами... Флиппи вот никогда не слетал с катушек...»
Сделав очередной глоток вкуснейшего виски, молодой человек взял записку от Падлы из рук медведя, быстро проводя взглядом по кривым закорючкам, сделанным по велению алкоголя. Столько разных умных мыслей, признаться, витало в голове этого молчаливого парнишки, да, и если так посудить, у него довольно-таки богатый внутренний мир, раз он рассуждает настолько глубоко и искренне. Теперь то, собственно, и понятно, почему само его присутствие так нагнетало мышонка изначально, ведь ящер не привык к общению, уже не стоит говорить о дружбе, с другими ребятами, ибо видел тот на своем пути исключительно одних придурков и долбоебов, которых и без того полно в округе. Опустив листок вниз, устремив взор янтарных взгляд прямо на нового товарища, подрывник лучезарно улыбнулся.
— Да, детка! Пьем за Сникки! -  громко и весело проговорил мыша тем же самым чистым и открытым голосом, полным счастья и радости того, что в их компании наконец-то появился стоящий кандидат. В очередной раз влив в горло порцию горючего, Маус прижался спиной к  холодной и обшарпанной стенке, медленно соскользнув по ней спиной вниз. Что ж, теперь то настало время переработать весь алкоголь, что скопился в организме помимо новой дозы, однако, юноше так и не было суждено расслабиться и просто тихонечко посидеть.
— Маус, меня интересует, бля произнес, интересует, такой вопрос. Скажи, мне, комрад, как блять ты вообще умудрился попасть в это ебучее место? Чем ты таким занимался, что ты бухал беспробудно, идя на жуткие безумства… Как, ебаный насрал, жизнь могла тебя так поиметь, что ты стал таким? - внезапно задал вопрос Флиппи. Признаться, именно этого мыша и боялся в течение всего года совместного сотрудничества. Не то, чтобы Ка-Бум не любил говорить о себе, просто он люто стыдился своего прошлого, но увы, тут выбирать не приходится. Взглянув на обоих товарищей поочередно, что уже ждали бурного монолога, полного душещипательных слов и эмоций, тот, протерев помутневшие глаза тыльной стороной ладони, налил себе еще вискаря, дотянувшись до бутылки одной рукой.
«Каналья! Как так вышло?! Флип, ты же знаешь, что я говорю только правду, когда выпью! Блятьблятьблять! А что будет, если я вообще разревусь в течение монолога? Нет, друг, ты реально меня ввел в сложнейшую ситуацию... Что ж, Маус, не подведи...»
Опустив голову вниз, закрыв лицо рыжими волосами, мышонок сидел в профиль по отношению к сослуживцам. Ему определенно не хотелось рассказывать о своем прошлом, и как сильно он страдал, до того, как попал в армию. Этот человек всегда фильтровал внутренний негатив внутри себя, никогда не плакал, как ребенок, а чем-то занимал ноющую психику. Скажем, когда ему плохо, или одиноко, мыша не хавает поп-корн, как стереотип типичного америкоса, он берет и качает пресс, ногами вися на турникете. Всегда на позитиве , никогда не депрессующий мышонок. Неужели сейчас все это впечатление будет расторгнуто в пух и прах? Нет, вовсе нет. Как-то безумно улыбнувшись, обнажив оба ряда белоснежных зубов, Ка-Бум, закрыв глаза длинной челкой, ухмыльнулся, как бы стараясь не выказывать того, что ему сейчас больно.
— Вы действительно хотите об этом услышать? Что ж, ваше дело, мез ами. Где и когда я родился — точно не знаю. Да, и родителей моих я никогда не видел, а кто они такие — вовсе не имею понятия, - начал юноша, заменив челку собственной ладонью, поверх которой и были волосы, что украшали лоб и глаза энные секунды назад. На глаза наворачивались слезы, однако, этого не было заметно, поскольку ни тон, ни улыбка не сходили с лица француза. Сделав небольшую паузу, длиной секунд в десять, подрывник продолжил:
— В приюте сказали, что я родился восемнадцатого мая, но мне не особо в это верится, потому что, если верить слухам, меня нашли еле живого в холодный зимний день, завернутого в дешевые тряпки. Вроде как...Я должен был умереть... Но нет. Именно с этих пор и началась моя борьба за жизнь. - трясущиеся плечи и легкое подрагивание голоса. Сохранять свое вечно улыбчивое состояние становилось все труднее и труднее, тем более, что ведущим фактором сопротивления было количество залпом выпитого алкоголя.
— Я всегда был прилежным и спокойным ребенком. Слушался воспитателей, всегда выполнял данные мне задания... Но в один прекрасный день все изменилось. Я встретил их, детей, у которых были...родители... - убрав руку с глаз, устремив взор янтарных глаз в стенку, парень сильно изменился в лице: под глазами словно появились синяки, а взгляд стал каким-то параноидальным, улыбка же пропала, словно ее и не было. Ужасные воспоминания, оставившие глубокий шрам в слабой детской психике. Перед глазами тут же появилось двое мальчиков, выросших в заботе и уюте, высмеивавших маленького Мауса за то, что у него нет родителей. Именно в тот момент он для себя решил, что больше никогда не будет подчиняться чужим законам, почему и превратился в того, кем был год назад. Стоит ли дальше продолжать разговор, учитывая нынешнее состояние мыша? Пожалуй, нет, но тот держался из последних сил.
— Тогда я решил, что буду жить только для себя, и уже через год меня выкинули из приюта, отдав на воспитание матушке-улице... Тогда мне было одиннадцать лет, но я уже хорошо себе представлял, что такое "реальная жизнь". Что ж, мне пришлось выживать. Все началось с того, что я воровал фрукты с рынка, учитывая природную ловкость и харизму. Потом в ход пошел грабеж малолеток... Потом изнасилование мирных граждан...А в один прекрасный момент я убил не в чем неповинную девушку, которая закричала, когда я спокойно попросил ее отдать мне ее деньги. Но... Полученное я не всегда тратил на еду. Сигареты...Алкоголь...Наркотики... Каналья, как же я отвратителен... - осушив остатки бутылки с алкоголем, молодой человек взглянул на товарищей, что не спускали взгляда с француза, что вот-вот разревется, как девчонка. Однако, мыша был не таков. Вытерев предательские капли с глаз и щек, парень вновь растянул губы в неловкой улыбке.
— Мне было пятнадцать. Тогда-то меня поймали с поличным, решив отправить в колонию для несовершеннолетних лет так на двадцать. Но правительство решило иначе — вот так вот я и оказался здесь, вдалеке от дома... Наверное, я бы сдох в этой казарме, как последняя крыса, ведь я не знал тогда английского. Совершенно. Только немецкий приходилось иногда изучать, что, кстати и помогло мне научиться коммуникировать с сослуживцами и...Флиппи... - пожалуй, та фраза более относилась к Сникки, ведь он, как никак, ничего не знал о мыше и его характере, что, собственно ,и надо было ему поведать. Словами тут и не передашь, как сильно Маус любил этого медведя, ведь он рисковал собственной жизнью ради спасения его рисковой мышиной жопы. Просто невероятно, какие теплые и чистые чувства витали в маленьком сердце француза при единственном слове, "Флиппи". Это было что-то гораздо сильнее, чем дружба, или братская любовь. Даже не благодарность, а нечто более чистое и невинное. Ка-Бум знал, что это за чувство, однако, он не смел признаться в этом даже самому себе. В любом случае, тот поклялся, что когда-нибудь отплатит медведю более ценной монетой, пускай и ценой собственной жизни. Будем надеяться, что Сникки заслужит точно такого же доверия.
— Помню момент, когда нас с Прапором сильно поколотили... Ему отбили все внутренние органы, да и вдобавок подарили черепно-мозговую травму. А мне... А мне все вышеперечисленное, плюс несколько сломанных костей и литра так два потерянной крови. Я умирал. Да, и, признаться, верил в то, что уже не очнусь, но все вышло гораздо иначе. Грызлик спас меня от гибели, невзирая на то, что сам был еле на ногах. Мокрый кафель и горячая вода, перемешанная с кровью. Это было последнее, что я видел, прежде, чем провалиться в пропасть... - продолжил юноша, похрустывая косточками на пальцах, что было явным симптомом повышенной нервозности. В следующий момент, голос Ка-Бума снизился до уровшя шепота.
— Я видел все своих грехи. Видел, что сотворил и могу сотворить. Небеса дали мне шанс исправить все ошибки, стать другим. Но... Это были лишь галлюцинации покалеченных мозговых клеток. Когда я очнулся — то увидел перед собой Флиппи. Ему, черт дери, досталось гораздо сильнее, чем мне. Но он был на ногах! Представляешь, Сникк, на ногах! - воодушевленно говорил француз, смотря только на новичка. Собственно, смысла рассказывать сие медведю просто не было, потому то он и переключился на хамелеона, надеясь, что он сможет хоть что-то ответить, а, напрасно. Благо, немного утихомирив внезапно нахлынувшие чувства, юноша сглотнул, поскольку полностью открылся, высказал давно таившиеся чувства, выдал некоторые тайны, например, насчет возраста, о чем он долго и упорно умалчивал. Встав с холодного пола, обнаружив, что у него подкашиваются ноги, Маус сделал несколько шагов в сторону тайного люка, и, вытащив оттуда пачку сигарет, взял из нее одну, также быстро управившись со спичечным коробком. Стоя к парням спиной, молодой человек медленно вдыхал горький никотиновый дым, проникающий прямо в легкие. Просто отвратительное ощущение, да, и легкие упорно требовали, чтобы француз как следует прокашлялся. А, собственно, хуй был там, поскольку всем известно, что когда дым въедается в глаза, плакать становится больно и невозможно.
«Ублюдок... Зря ты все рассказал. Наверное, меня теперь за бабу будут считать. Черт, с каких это пор я стал таким откровенным? Будь мужиком, блять! Возьми себя в руки, кретин!» - упорно ругал себя подрывник, поминутно глотая никотиновую дымку.
— Простите. Это слишком много для меня значит. Я просто...просто — хотел было оправдаться Ка-Бум, как ему просто не хватило слов. Он не знал, что сказать и на что свалить собственный прилив долго хранимых эмоций. Во всяком случае, во всем есть свои плюсы, да, и данная ситуация не может быть исключением. Мауси выговорился, а ребята, будучи нажравшиеся в какаху, навряд ли воспринят сие буквально. Шестнадцатилетний рыжий и сентиментальный мальчишка — вот, кем был на самом деле Ка-Бум, и, пусть он всегда пытался выебнуться перед сослуживцами, ему внутреннее «я» ничто никогда не изменит, как бы он не старался. А хотя, наверно ему просто стоит повзрослеть и понять в полной мере, как жить и в чем ее плюсы, ибо тот еще ничего толком не познал, исключая боль, ненависть, похоть и остальные радости своего существования. Наверное, стоит лишь довериться друзьям, открыться им, а взамен принять тот дар, что они дадут тебе в ответ, в качестве взаимного откровения? Быть может, это не страшно, показать свои чувства и просто поплакать в жилетку друга? На самом деле, так и есть, но мыша был другого воспитания и принципов, он не может реветь даже тогда, когда находится в полном одиночестве. Но сейчас ему было реально страшно за свою честь и достоинство в видении товарищей.
«Баба... Нельзя так реагировать, зачем?! Я же хотел сохранить все в тайне. Мне, черт дери, всего лишь шестнадцать, а теперь они оба знают... Но... А сколько тогда Флиппи и Сникки? Бля, ладно, они все равно старше меня, никак иначе. Я все сказал. Теперь их черед говорить» - думал Маус, за полминуты выкурив сигарету, выкинув истлевший окурок в угол, после чего, повернувшись к ребятам, улыбнулся, словно чешир, и произнес.
— Ну-с, ребята. Я все сказал. Кто следующий? Пусть будет Флип. Сникки, не в обиду, - воодушевленно сказал Ка-Бум, повысив свой тон на уровне позитива и безмятежности, всеми силами пытаясь воспринимать свой монолог более проще. А вообще, ему самому весьма и весьма хотелось послушать этих двоих, поскольку он ничего толком не знает даже о самом Флиппи, с которым, как ни странно, он так и не смог поговорить об их предыдущих жизнях. Там, скорее всего, будет что-то, связанное с теплыми воспоминаниями о родителях и прочей заботе ближних, но ведь также велика вероятность того, что сие счастье было резко прервано руками, запятнанными кровью. Да, раньше француза действительно интересовало, что же случилось с медведем и какова его история, но он не решался того спрашивать, потому что стыдился рассказать собственную историю, всегда сие откладывая на следующий раз. Что же случилось с тобой, а, мишка?

Отредактировано Mouse Ka-Boom (2011-03-12 19:39:27)

+2

32

Истина. Что это такое? Почему именно она бьет в спину похлеще, чем предательство? Правда, истина…Она всегда где-то рядом, кроется за вуалью напускной таинственности, оставляя осадок, даже не показываясь на поверхности. Она только метит место, где прошла, оставляя оттеночный запах, едва уловимый, но наводящий на размышление. Флиппи был воистину чутким к своему товарищу, но все равно, он плохо себе представлял прошлое этого мышонка, ровесника, с которым он провел целый год на территории этого лагеря. А ведь, пока они были порознь, истинный их жизненный, не самый лучезарный, опыт, проявлялся в поведении, повадках и замашках, которые чаще мелькали именно у этого паренька с янтарными глазами. Его вечные нападки на сослуживцев, попытки выебнуться, как говориться, показать себя и свой гонор, все же наводило на размышления. А ведь истина, как глаголит наука, это отражение объекта познающим субъектом, воспроизведение его таким, каким он предположительно существует сам по себе, как бы вне, и независимо от познающего субъекта и его сознания. В данном случае, этот объект был, ничем иным, как прошлое, двух этих ребят. Они ведь продолжают быть рядом, буянить по пьяне, ржать и стебать казарменных обитателей, их старшину, улыбаться просто так, молча курить за постом и на вышке, тренироваться и искренне радоваться за достижения, проводя своего рода соревнования в том или ином виде боевой подготовки. Но все же, где она, эта истина, что так тщательно скрываема, и все же, желающая вырваться наружу, затаилась, выжидая подходящего момента? Нет, сейчас грызлик не желает пользоваться своей, сложенной из множественных домыслов и фактов, подтверждающие некоторые гипотезы, теорией. Тезисы…Аргументы и факты…Вывод. Получается какое-то корявое сочинение в виде рассуждения, которое, кажется, окажется незаконченным, если Маус таки не соизволит рассказать о себе, в той самой полной мере, которой хочет услышать парень с зелеными волосами. Но вот вопрос, а выдержит ли он полной правды, той самой, той страшной, которой видимо стыдился делиться француз. Что он такого мог натворить, лишь одному проклятому божку известно. Как бы там ни было, правда, истина, как вам удобнее назвать это, можно считать абсолютной, лишь в том случае, когда она исходит от первоисточника, самого виновника этой истины.
"Маус…Черт побери, Маус, мы с тобой уже целый год, как два неразлучный сиамских близнеца; нас разделить, значит умертвить, но я нихуя о тебе не знаю… Почему ты молчал все это время… Тебе наверное, очень тяжело…Тебе надо высказаться"-мысли, одни лишь мысли, возможно, они были слишком громкими, но юноша определенно боялся и хотел, одновременно, узнать то, что хранилось в сердце, душе и мозгу этого мыша. Кто он такой? Где родился? Что же в его жизни такого могло произойти страшного, раз он стал именно таким? Возможно, что он сирота, это очень на то похоже… Наверное, его растила улица, и потому он отлично ворует и дерется. Да, к этим выводам Флиппи пришел уже очень давно. Примерно через месяц, может два, после близкого общения с этим рыжим, неугомонным вечным искателем приключением на свое тощее заднее место. Да, детка, он определенно был таким не от сладкой жизни. Но жизнь нам не сахар, а смерть нам не чай, чтобы сластить оную. Всего должно быть в меру, и похоже, равновесием этой жуткой черной полосы распиздяя Маус, стал никто иной, как сам Флиппи. Мишка действительно надеялся, что помогает, как может, хотя и чувствовал свою беспомощность перед другом. На самом деле так и было, но разве этого ранее закомплексованного, замкнутого, тихого и крайне уравновешенного юношу можно убедить в его значимости в жизни Мауса? Это было и правда проблематично, но гризлик прикладывал максимум усилий, чтобы эта ошибка пищевой цепи был счастлив, по настоящему. Чтобы улыбка всегда озарялся его губы, глаза чуть суживались от удовольствия, вырывался легкий, ветреный, французский, да-да именно, французский смех. Вот, именно этого больше всего в своей жизни, теперь, и хотел Прапор. Но как не крутите, а узнать, кто такой, этот настоящий Маус, в детстве, отрочестве, был. Каким были его серые будни, был ли в школе, влюблялся ли…Может много пил и курил, разгильдяйничал, растлевал свою культурную, заложенную генетически, основу и этикет. Одни сплошные домыслы не более… И вот сидя на холодном, полупрогнившем полу, подогнув одну ногу в колене, обхватив рукой, упирая в нее подбородок, вторую нижнюю конечность вытянул вперед, оставив свободную верхнюю лапу свободно лежать на полу, устремил свой изумрудный, слегка замутненный алкоголем, взгляд на своего боевого товарища, собрата, единомышленника и лучшего друга. Этот француз оставался таким же изящным и хрупким, особенно для медведя, чтобы был по всем параметрам крупнее и мужественнее. И как такого парня могла покалечить судьба, выебав во все щели, что он стал таковым? Сидящий в профиль рыжий стал вещать…
Давненько он не видел этого выражения лица комрада. Скрытые глаза за занавесом густых рыжих волос, могли выражать лишь бесконечное страдание француза. Да, кажется, это было самым страшным и неприятным откровением, что Маус не желал выдавать. К сожалению, будь они трезвы, подрывник, мог бы вывернуться и отмазаться, ибо хитрожопости ему не занимать. Но теперь, когда язык развязан, да так, что мама не балуй, Ка-Бум, так или иначе расскажет все-все, что накипело за эти годы жизни. Теперь Флиппи не сомневался, что все это время, да и до армии, друган скрывал очень много в себе. Зачем? Ведь всегда можно было бы поделиться, облегчить груз своей души, даже поплакать на плече, в том же карцере. Хотя, отчего же сам мишка ни разу не завел оный разговор? Поводов было просто море, так почему именно сейчас, при появлении еще одной персоны в их компании, в последний день их нахождения в казарме? Вот-вот отправляться на фронт, а они разойтись на откровенности решили. Прозвучал мелодичный голос француза, с этим неотъемлемым оттенком лоска и изящества Европы. Только он сначала поинтересовался, а желают ли они слушать его рассказ. Да, черт подери, куда они денутся, и сам Флипарь не просто так завел разговор. Челку заменила ладонь, а дежурная улыбка Мауса осталась видна глазам мишки. Десять долгих секунд… Они длились целую вечность, но сейчас еще более это было заметно. Отчего-то парень задержал дыхание, даже скорее затаил, в некоем предвкушении. Рассказ обещал быть интересным, возможно тяжелым для восприятия, даже в какой-то мере невыносимым для психики, слуха, зрения. Но отчего-то все чувства, инстинктивно напряглись, жажда на подсознательном уровне получения моря информации, о которой грезил мозг. Первая фраза в момент врезалась в мозг с небывалой силой, словно это не просто слова, буквы, что сочленялись в единообразное сознательное выражение, а острейший скальпель, идущий вдоль серого вещества мозга. Разрезая мерно и спокойно, Флиппи убедился во всей эпичности ситуации, и вообще начала жизни Мауса.
"Родился восемнадцатого мая"-повторилось эхом в голове, в которую ударил алкоголь. Вот она первая дата его жизненного пути. А вот гризлик едва не родился в день дурака. Забавно, однако, и это наверное, стало бы его кредо. Но, эта дата – восемнадцатое мая, сопряжено больше не с рождением самого мыша, а с началом борьбы, той самой, что преследует его и доселе. Борьба, какое незнакомое слово было для Флиппи до армии. Именно в этом злосчастном месте он и понял, что значит вести борьбу за свое место под этим палящим, вонючим шаром газообразований. Хотя, чего мелочится. Мишка прожил всю свою сознательную жизнь не в приюте, а в родительском доме, гнезде, где царил уют и покой, тепло и радушие. А где рос малыш Маус? В приюте… А как он там оказался? Нашли выброшенным на улицах Франции. Господи божечки, Флиппи не хотел такой судьбы для своего друга, но вставлять какие-то там комментарии, а тем более смеяться, он не собирался. Не тот случай, чтобы разбавлять обстановку легкой шуточкой пошлого характера. Набрался, называется от Ка-Бума. Дрожь плеч и голоса друга стало своего рода еще большим угрызением совести для мишки. Заставлять так страдать несчастного, учитывая, что он заслуживает лучшего. Не стоило затевать этот разговор, но увы поезд ушел, а значит дороги нет назад, все мосты сожжены. Подтянув к себе вытянутую ногу, прижав к груди, сложил обе руки на коленях, положив сверху подбородок. Взгляд неотрывно следил за происходящим с товарищем, и был крайне встревоженным состоянием Мауса. Этот мышонок никогда не отличался таким ярко выраженным отображением эмоций, хотя, смотря какие это были всплески. Если это агрессия или радость, их чересчур много, а вот грусть, никогда. Таким мишка его видел впервые, словно подменили другана. Но это было лишь самым началом откровения Ка-Бума. Теперь пошли воспоминания о его недолгой приютской жизни, и что он был спокойный и послушный. Да, почему-то Флиппи никогда не сомневался в этом, что где-то, когда-то очень давно, он был прилежным и воспитанным. Улыбка с губ сползла вслед за Маусом, ибо фраза последняя поразила в самое больное место. Родители… У мыша их никогда не было, а у Флиппи были… Да, они были. Но важно другое. Теперь ясна причина этой ярой ненависти этого мыша к Флиппи. Все было предельно просто. Подрывник просто завидовал и держал обиду, причем больше на собственных родителей, нежели на детей, которые росли в полноценной семье, как Флиппи. Но, здесь явно была еще и другая сторона монеты, о которой Маус так и не соизволил упомянуть.
"Маус-Маус, а я то думал ты просто ненавидел меня за мою мягкотелость и доброту… Оказалось, ты…Черт, какой абсурд"-удержавшись от жеста схватится за голову руками и начать ее сдавливать, пытаясь удержать ее от разрыва, зеленоглазый облизнул резко высохшие губы. – "так тебя еще и на улицу выкинули, ублюдки." - Закусив губу, едва не до крови, мишка отвернул голову в сторону, от Сники, от Ка-Бума, скрыв глаза за прядками зеленых волос. Лица более было не видно, оно спряталось за предплечьями и коленями, которые были обняты руками. Флиппи замер, ибо внутренняя боль все больше нарастала. Чувство вины, такое ненужное здесь, ибо медведь реально ни в чем не провинился, разъедало получше, чем серная кислота стопроцентной концентрации. Улица и вырастила Ка-Бума. Того самого парня, что уничтожил в себе все прекрасное, лишь бы выжить. В этом была толика здравого смысла. Улица никого не прощает и не поощряет. Только отнимает и унижает, здесь честь и благородство, включая манеры и этикет, перестают быть доминантными, уходя на самый задний план, давая волю всему примитивному и затхлому, прогнившему. Это вызвало непроизвольно в желудке Флиппи спазм, который едва не заставило его вырвать всем алкоголем, что там остался на пол. Сжав губы в тонкую полоску, юноша отправил обратно в желудок то, что подкатило к глотке, зажмурив глаза. Благо, никто не заметил этого за мишкой, или заметил? Ну явно не мыш, который стал курить. Да, отличная идея, потому собрав волю в кулак, мишка выпрямился, продолжая сидеть, как и ранее, достал пачку сигарет, и быстрым движением фосфорной головки спички чиркнул о воспламенительную полоску коробка. Шипя, производя химическую реакцию, появилось пламя, ставшее спасением и успокоением в виде прикуренной, в итоге, крепкой сигареты.
"Друг… почему это все произошло именно с тобой… за что судьба и жизнь так наказала тебя, мой драгоценный товарищ"- тяжело выдохнув, мишка уставился вновь на спину друга, едва сдерживая слезы, которые уже второй раз подкатывают и так не найдя для себя выход, уходят в носоглотку, оставляя глаза на мокром месте. Тут еще прозвучало признание об убийстве несчастной девицы. Господи, куда ты смотрел, когда у Мауса моча ударяла в мозги, заставляя творить такой беспредел. Флиппи действительно негодовал от такого потока информации, что являлась абсолютной, чистой, истинной. Страшно становилось при одной только мысли, что его друг был так унижен судьбой, изнасилован жизнью, обманут фортуной. Как могло столько всего произойти за такой короткий период времени? Кстати, о времени. Узнав возраст, в которой Ка-Бум был схвачен, так еще и в армию направлен, нет ничего удивительного в его детском выебоне. Пятнадцать лет… Да он же еще ребенок. Хотя чего тут говорить, Флиппи попал в армию в семнадцать, но это куда более осознанный возраст, не считая конечно происшествия, которое кардинально пошатнуло психику мишки. Получается, что они в мае отмечали шестнадцать лет мышонка. Забавно. Гризли был свято уверен, что они ровесники, а теперь оказалось, что эти двое не подозревая о возрасте, общались на равных. Здорово, хотя Флиппи при любых обстоятельствах бы так себя вел. Зачем принижать достоинство человека, который твой друг. Если взгляды одинаковы, да и мысли примерно схожи, возраст имеет наименьшую значимость. Аналог этого «Любви все возрасты покорны», смотря любовь в ключе, как взаимопонимание. Но пятнадцать лет… боже-боже, в таком юном возрасте сотворить столько злодеяний, наверное, достойно места в книге рекордов Гиннеса. Флиппи отвел глаза вновь в сторону…
Ему было крайне стыдно. Почему в этот момент не было рядом его? Он мог бы без малейших проблем уничтожить эту ненависть в самом ее зародыше, сжигая семя раздора сироты и мира. Не было бы этой толстенной стены, что разделила Мауса и окружающих на столь долгий срок, превратив жизнь в борьбу за последнюю. Как же отвратительно понимать, что ничего изменить более нельзя. Эта боль и страдания навеки останутся в Маусе и мишка ни черта не может сделать. Теперь он скромный слушатель, чья совесть проснувшись в особо скверном настроении, стала грызть сердце, скрести душу, расстреливать мозг. Мог ведь… Мог, да только как, когда они жили на разных континентах? Вот тут действительно образуются несрастушечки, которых Флиппи еще больше терпеть не мог. Куда нахуй катится этот сраный, триждывебанный мир? Куда смотрит правительство? А чем занимались эти выблюдки по делам несовершеннолетних? Где их сострадание к этим «детям улиц», вскормленные грудью разврата и наркотиков? Флиппи начал дрожать и только тогда его глаза намокли настолько, чтобы соленые ручьи покатились по аккуратно побритым щекам. Влага с привкусом моря попадала на губы и были слизаны языком. Уткнувшись целиком в колени, его била мелкая дрожь, словно его знобило, то ли от жары, то ли от холода, а может просто от отходняка от опьянения. Но как это не прискорбно, но мишка дрожал из-за своего очередного загона в плане своего замечательного, круто выдуманного идиотизма, в котором он винил себя, за все то, что случилось с Ка-Бумом. Гений,чо тут скажешь.
Нежданчик… Хорошо подобранное слово часто многое решает, а в данном случае, Флиппи ощутил все тепло слов Мауса. Он говорил, едва не с благоговением о том, как они начали дружить, понимать, сострадать, помогать друг другу. Забавные были времена, которые оставили такой приятный след на душе. Вымыть его не получиться, словно это песочный замок. Нет, это фундаментальная постройка даже цунами выдержит в 12 баллов. А мишка давно думал на эту тему. А правда ли Маус относится с тем же трепетом к нему, как и Флиппи к мышу. Оказалось, что даже еще более трепетно. И стопудово не из-за чувства возвращения долга. Тогда Маус должен гризлику по гроб жизни, и еще с того света выплачивать проценты будет. Нет-нет-нет, мишка никогда не ждал от комрада какой-то отдачи, но услыхав столь лестный отзыв, слезы хлынули с еще большей силой, заливая пол. Между пальцев стало безумно горячо, и резкой дернув рукой, тлеющий фильтр упал на пол. Он так и не сделал ни одной затяжки, кроме первой, мишка достал новую, скрывая зареванное лицо свое рукой свободной, пытаясь стереть остатки влаги с кожи. Прикурив наконец-то сигу, юноша глянул на Мауса, что вещал об их небольшом приключении в душе. Тогда Флиппи действительно делал невероятное для самого себя, а это еще у него нет раздвоения личности. Красные, после плача, глаза, смотрели на своего друга, наблюдая, как тот пытается объяснить одними лишь словами, какой у него друг пиздатый. Грубо говоря, Флиппи залился краской, ибо пробрала его гордость и радость. Теперь он был полностью уверен в Маусе. Хотя, был ли хоть один момент, когда он в нем сомневался? Нет, никогда. Первый и единственный друг, пришедший из «мира улиц», обрушивая свой гнев на всех, а в первую очередь на мишку, пошел наперекор собственным убеждениям. А Флиппи… Нет, он просто делал то, что считал нужным, достойным, правильным и благородным. Не зря в его жилах течет немецкая, русская и американская кровь. И какое же было счастье, когда Флиппи увидел все эти эмоции вышедшие под конец. У этой истории хороший конец, пусть не с самым лучезарным началом, если точнее, с ужасающим и потрясающим до глубин души, был озарен знаменитой улыбкой Мауса. Он наконец-то пришел в себя, и стал таким же жизнерадостным, добрым и, наверняка, выебистым… Флиппи же все это время извинялся перед собой за свои слезы, слезы Мауса… Рассуждал, какой он дебил, идиот и много других перечислений, но это мало важно, особенно когда Ка-Бум вдруг выдал очередной нежданчик.
— Ну-с, ребята. Я все сказал. Кто следующий? Пусть будет Флип. Сникки, не в обиду, - с открытым ртом, Флиппи выпустил приличный клуб дыма под потолок, который при мелком дождике начинал протекать, вылупился во все зенки, которые моментально просохли. А ведь реально. Очередь оказалась его, и на том спасибо, не надо последним «выступать». И почему лично у меня ассоциация с клубом анонимных алкоголиков? Ладно не суть. Важно теперь собрать мысли в кучу, да по-быстрому выдать свою историю, чтобы более к ней не возвращаться.
"Давай, Флиппи, спокойно… Ничего страшного, если они узнают всю правду. Ты же доверяешь Маусу, ну вот… Все надо рассказать"-парень сделал очередную затяжку, в надежде, что никотин немного успокоит его психику, и он расскажет с толком, с чувством, с расстановкой, что и как у него приключилось. Но все было бы просто заебись, если бы не долбанный голос
"Друг, ты и обо мне собираешься рассказывать? "– томный, загробный смех, заставил парня дернуться. Хотя наверное, это выглядело слегка странно, потому, юноша откинулся на стенку спиной, вытянул ноги вперед, да перекинув одну на другую, сделал очередную затяжку.
"Иди нахуй. Все расскажу, но для меня ты не существуешь более. Так что захлопнись и не высовывайся, псих," - фыркнув про себя, Флиппи реально сожалел, что когда-то давно сделал себе такого собеседника. Но, творение было реально полезно, любезно и до потери пульса верно хозяину. Даже сейчас, пусть в видоизмененной форме.
"Ой, зря, майн Фруенд, ой зря" - завершился разговор с альтер эго, что так тихо растет, словно опухоль, иногда напоминая о себе, да пытаясь предупредить, чем чревато накопление в нем негативного. Выдыхая в потолок сизую струю никотинового дыма, парень посмотрел на Мауса с некоторой отрешенностью. Взгляд действительно стал грустным и безразличным… Теперь очередь Флиппи сидеть с непривычным для Ка-Бума лицом. Обычно позитивный и добрый мишка, стал похож на депрессивного медведя… Он начал с тихого предыхания, не сводя взгляда с мыша. Именно для него все эти откровения, только для него, лучшего друга…
- Хорошо, Маус, - секундная пауза, и продолжение не ставило себя ждать, - Я родился тридцать первого марта, восемнадцать лет тому назад, в городе Джуно, совершенно мелкий портовый городок на юге штата Аляска. Граница с Канадой пролегала едва ли не через сто километров от нашего дома. Отец у меня именно оттуда и был выходец. Мать… я мало знаю о ней, она никогда не любила рассказывать о своих корнях, но точно знаю – она иммигрантка из Германии. – сделав глубокую затяжку, парень пытался успокоить нахлынувшие воспоминания, тонкие и четкие черты лица матери, вспыхнули перед лицом. На секунду взгляд остекленел, ибо перед взором появился и второй родитель – суровый гризли. Проморгавшись от своей галлюцинации, парень с отчаянием посмотрел на потолок, - Моя жизнь была, наверное, самой обыкновенной. Моим образованием занималась мать,  а отец наводил дисциплину. Строгими родителями их было назвать сложно, - парень четко выделял все слова, говорящие, что ни матери, ни отца более нет. «Были» - пронизано болью и тоской, Маус не мог этого пропустить, - Когда мне исполнилось семь, мы переехали в совершенно иное место. Покинуть столь спокойный уголок стало их ошибкой… Мы переехали в Йорк, штат Вашингтон. Там я пошел в школу, - на этом месте Флиппи резко понизил голос. Сейчас начнется самая неприятная часть, которая сделала свое темное дело. Более сидеть сил не было, потому резко встав на ноги, которые слушались своего хозяина в более-менее приличной форме, понесли парня на стул. Старый сказать, был стул, но сев на него верхом, сложил точно так же руки, как они ранее располагались на коленях, сделал контрольную затяжку и выкинул хабарик в угол комнатушки.
- Я был отличником, со стабильной удовлетворительно по физ подготовке. Родители меня хвалили, одобряли и вообще, радовались моим школьным достижениям. Я тоже был рад, их улыбкам, теплу, доброте…любви, - говорить эти слова было больно, как для себя, так и еще и потому, что Маус очень болезненно переносит эту тему. Подумать только, а ведь они совершенно разные, и еще неизвестно какова жизнь была у Падлюги. Сжав скрыто ото всех кулаки до боли и хруста, парень уставился в одну единственную точку, на грязное пятно, куда пролилась его первая кружка виски.
- В школе же, изгой, всеми гонимый… Странно, я пытался общаться со всеми, а меня не воспринимали. А я не злюсь, даже сейчас, на них за такое отношение. – пустая улыбка появилась на сжатых плотно губах, - А потом, надо мной стали издеваться. Привязалось прозвище Плюшня в средней школе, видимо, я такой же податливый и мягкотелый, словно плюшевый был, но это мало важно. Мне всегда доставало любви родителей, но никогда не доставало внимания, понимания от окружающих. Я стал замыкаться в себе, раскрываться мне уже не хотелось. Меня кинут, я запрусь в своем мирке и пережидаю. Снова доверившись кому-то меня подставляют уже в средней школе, и я снова улыбаясь, закрываюсь в свой кокон, - говоря это, глаза Флиппи презрительно сузились, а губы изогнулись в отвратительно-неприятной ухмылке-усмешке, - Я был тряпкой. Но я никого не виню, тем более моих дорогих родителей… Мне исполнилось семнадцать, как раз в марте. В этот год я должен был заканчивать школу, и придя первого апреля после уроков… - Выражение переменилось так резко, что Маус похоже перепугался. Глаза Флиппи округлились, зрачки сузились. Читался неподдельный ужас, потому что уже целый год ему не снится этот сон… А тут он еще и наяву видит этот ужас. Ладонь резко закрыла рот, словно не давая вырваться крику отчаяния. Как же это было больно. Колени от этого затряслись, и хорошо, что он сидит, иначе был точно гробонулся бы на пол. Резко закрыв глаза, в надежде удалить этот момент из памяти, сделал еще хуже. Вся гостиная алая, родители в креслах, в их руках отрубленные головы, у каждого во рту по печенюшке, а на камине, что был залит кровью, был исписан, как и стены, со словами «С первым апреля!»- действительно было смешно.
- Вернувшись домой, родители не встретили меня на лужайке возле дома, хотя обычно, в это время года, они уже сидели и нежились пол весенним солнцем… - дела рассуждения на ходу, парень реально затрясся. Когда унял более менее, продолжил вещать, - Но… их не было. Я пошел внутрь, ибо день прошел прекрасно. Сдал один из экзаменов в колледж, в общем, был готов поступать… Жаль, мама и папа не смогли оценить мои старания.  – стараясь дышать ровно, голос перешел на шепот, но все равно срывался, - какой-то уебок порешил их. Отрубил головы, положил им на колени, а в рот сунул по печенью, - достав сигарету, прикурил и затянулся, выпуская неймаверную дозу дыма. Оказалось, от этой затяжки ушло аж пол сигареты, сразу, в один присест.
Медленно встав с места, сжимая зубами остатки сигареты, что мерно тлела, заполняя помещение сизой дымкой. Подойдя к  одной и стенок, простой, чутка пошарпанной, юноша приложил трясущуюся руку к ее поверхности, словно искал успокоения в этом. Но то что произошло дальше, наверное, стало очень странным жестом для двух товарищей, что внимательно слушали слова парня. Пальцы, спокойно лежащие на стенке, сжались до хруста в костяшках, а после резкий замах, и удар в эту несчастную границу, между карцером и улицей. Краска стала осыпаться, падая крошкой на грязный пол, рядом с сапогами Флиппи.  Зубы сжаты до такой силы, что был слышен скрип. Слезы подкатывали с большей силой, но закусывая теперь губы, юноша держал их, надеялся, что не выплеснет наружу соленые моря. И самое отвратительное, что он действительно любил родителей, всю свою жизнь и потому было больно юноше говорить одну фразу, - На стене меня ждала надпись кровью... С днем дурака, первым апреля…
Отдернув кулак от стены, парень сунул его в карман своих армейский штанов, да пошел сесть там, где был ранее. Осталась только на стене приличная вмятина, учитывая, что материалом был бетон, хотелось только нервно выдохнуть. Какой должна была быть душевная боль и утрата, подкрепленная алкоголем, что мишка всю мощь своих лап выместил на стену. Боюсь, будь на месте чья-то черепушка, эффект был аналогичным с выстрелом из дробовика. Но это фигня, теперь парень был более менее спокоен, но это спорный вопрос…
-После этого события, меня хотели посадить, но не нашли доказательств, да и мотива у меня не было, откуда… - усмехнувшись сей нелепости, парень продолжал уже более спокойно, пожав плечами, - потому, чтобы я не остался на улице, родни в США нет у меня, а искать в других странах… ну ясное дело, бесполезно, - Флиппи лучезарно улыбается Сники, потом Маусу, - Меня отправили в армию, страну защищать. Я собственно был не против, терять было нечего… Теперь я понимаю, что именно здесь я приобрел то самое, что стало для меня дороже жизни. Я нашел друга, которого у меня никогда не было. А ведь я всю жизнь мечтал именно об одном – о дружбе… и…это…- язык более не желал радотать нормально, собственно как и мозг, который выложил столько информации, которая была закопана в глубине подкорки, что становилось страшно. Вообще-то это была не вся правда, но как-нибудь, он поведает Маусу, о том, кто живет в голове… Да, уж, лишь бы было не поздно, хотя, может лучше вообще никому, никогда не рассказывать об этом уроде, что исковеркал жизнь Флиппи, сделав из него тряпку. Когда-нибудь, он действительно разберется в этой проблемой, и в итоге, станет все хорошо. Они с Маусом, и даже Сники, отлично повоюют, а после уйдя в отставку, найдут себе жен, нарожают детей, и будут каждые выходные с семьей собираться в кафе, ресторане, или просто в гостях друг у друга, да будут гонять сначала чай, а после все трое, пойдут пить чо-нить покрепче. Они будут вспоминать прошедшие времена, смеяться и плакать… как наивно, дружище, как наивно. Гризли даже не догадывается о том, что ему предстоит пережить море горя, отчаяния, страха, боли, даже безумия, но что самое отвратительно, потерю. Потеря товарищей, а именно своих друзей… А после, он потеряет и себя, свое «я», душу, не важно. Он просто перестанет быть тем, кем был ранее… Все это будет на него давить, пока не раздавит в своих разрушительных, пропитанных ядом тисках. Сейчас же не стоит об этом говорить.
"Маус, спасибо тебе, ты подарил мне надежду в светлое будущее, веру в собственные силы, любовь к прекрасному, все благодаря тебе... Теперь зная, что ты пережил в своей жизни, я буду еще более трепетно относиться к твоему внутреннему миру, представлениям, убеждениям… Я даже более не стану возмущаться из-за драк, дружище. За тебя, я перегрызу горло даже президенту, если того потребуют обстоятельства"- вот такая тихая мысленная клятва, добавила в себя еще одну фразу, что мишка пропустил мимо ушей, -"Я буду помогать тебе"- тихий шепот на задворках сознания, смолк, едва ли не сразу, но эхо, этот жуткий отголосок ошибки детства, заставлял вздрогнуть медведя.
-Ладно, комрады, меня как-то развезло жутко, -  запустив пальцы в зеленую шевелюру, парень провел назад всей пятерней по патлам, а после просто помотав головой, привел их в обычный вид, - Я тут нарассказывал всякой хуеты, но у нас еще остался последний выступающий, в нашем клубе анонимных алкоголиков, - попытка засмеяться была пресечена отсутствием желания и способности выдавить даже короткий смешок, поэтому лишь улыбка, слишком натянутая, слишком… Мишка старался, но откинуть нахлынувшие воспоминания не получилось, лишь заглушить моментами, проведенными в армии, - Давай, Сник, что там у тебя? – листок уже был исписан, но читать реально было впадлу, особенно в слух. Может получиться на пару с Маусом прочесть только глазами… ну будем надеяться, или просто заставим Ка-Бума читать эту историю, что явно наполнена не меньшими трагедиями…Неужели, эти трое и вправду в армии по чистой случайности, но все же были сведены волей случая? Невероятно, но это истина.

+2

33

Всё-таки судьба – странная штука. Вот еще утром ты был просто немой рептилией, одинокой и радующейся своему одиночеству. Как-то слишком быстро всё изменилось. Теперь он испытывал странные ощущения от нахождения в обществе. В частности – общества этих двоих. Может быть это лишь действие алкоголя и к полуночи всё, прямо как в сказке, завершится. А может и вправду хамелеону что-то в голове переклинило и он правда не безразличен к своему новому положению? Если честно, то Сникк настолько пьян, что уже не может определить, что из его мыслей правда, а что - ложь, навязанная алкоголем. Это уже даже не имело значения, ведь он, наконец-то, не один. Возможно это глупо – добиваться одиночества, когда хочешь компании, но никто не обещал присутствие особой логики у Сникки. Тем не менее, в данный момент, чешуйка был практически счастлив. Ведь столько лет он пребывал в полнейшем одиночестве, своими руками созданном, а сейчас у него появилось целых два, таких хороших и душевных, собеседника.
К слову о собеседниках. Один из них, то биш Маус, похоже уже начал рассказывать что-то о себе. При этом на его лице, как показалось Сникки, было весьма странное выражение, по которому было совсем непонятно радуется тот, как обычно, или печалится. Хотя, может Сникку просто, по пьяни, показалась эта мелкая тень печальки на вечно радужно-нахальном лице мышки. Кто знает - кто знает. Этот хамелеон редко задумывался о чувствах других, поэтому он вряд ли сможет разгадать истинный настрой мыша. Хотя пару раз, во время рассказа, плечи Ка-Бума дрогнули, на пару с голосом. Неужели ему и правда не всё равно? Что же, тогда он – лох. Вроде как тут из посторонних был только сам чешуйка, да и то – пьяный. Настолько не доверяет лучшему другу, что аж прослезиться и показать свои истинные чувства боится? Глупо, очень даже глупо. Будь Сниккач на месте грызли, давно бы обиделся на лучшего друга.
Но это вовсе не значит, что он настолько обидчив. Просто в понятии Сникки, лучший друг и истинный товарищ – человек, которому ты можешь доверить ВСЁ, будь то события или ощущения и, уж тем более, чувства. Само собой, это доверие должно быть не односторонним. Маус же, в эту самую секунду, пытался скрыть свои эмоции ото всех, включая лучшего друга. Но не стоит воспринимать это всерьёз, хамелеошка ведь может и ошибаться. Вдруг у мышки голос дрожит не печали? Может его, ну не знаю, комар укусил… Или камешек с потолка упал за шиворот… Мало ли что там у него случилось, а мы тут его уже грязью обливаем. Никогда не делай поспешных выводов, Сникки. Они однажды могут обратиться и против тебя.
Тем временем, история мышонка уже подходила к концу... Или нет? Блин, Сникки, сколько раз тебе говорить: «когда думаешь о чем-то своём (а тем более в пьяном состоянии) не забывай следить за обстановкой или, хотя бы, за тем, что тебе говорят». Ну еще бы меня кто-нибудь послушал! Давай вот теперь, лови нить разговора.
В итоге, всё, что понял хамелеошка из первой половины рассказа это «что-то там очень душетрепательное про тяжелое детство на улице без родителей». Вторую часть, к несчастью Сникки, пришлось слушать более внимательно, так как она обращалась уже непосредственно к нему. В этой части Маус с радостным волнением, или даже неким благоговейным трепетанием, рассказывал о Флиппи. В передрягу они, конечно, еще ту попали. Но разве от этих двоих можно было ожидать чего-либо другого? Если честно, то Сникк даже не больно-то и удивился, узнав что они и познакомились благодаря своим мочиловкам. А если отбросить скептическое, предвзятое и чересчур суровое мнение рептилии, то случай с ними приключился весьма и весьма необыкновенный. Мысленно чешуйка посимпатизировал этим двоим, а особенно их выносливости. При таких повреждениях оба могли скончаться, не то чтобы еще и на ногах стоять… Теперь ему была более чем понятна причина их, столь крепкой, дружбы.
После своей предлинной, как показалось хамелеошке, трагической триады мыш настолько расчувствовался, что едва сдерживал свои эмоции. Вот уж это было понятно даже Сникки, не привыкшему и не знавшего его характер.
— Простите. Это слишком много для меня значит. Я просто...просто – блин, да он еще и оправдывается! Что за ребёнок! Да и второй товарищ, похоже, тоже расчувствовался. Блин, куда мы попали, Сникк? Неужели они совсем не умеют сдерживаться? Хотя может это просто побочный эффект от «коварной воды». Как знать, ведь чего-чего, а вот эмоциональности у Сникки уж точно гораздо меньше, чем у этих двоих. Не знаю, на самом деле так или хамелеоша просто притворяется, не желая раскрывать свою личность. Тоже не самый взрослый разум. И далеко не самый доверчивый. Расчувствуется ли Сниккач, рассказывая свою историю в довершение всех прочих? а это вы узнаете в следующей серии хД
Итак, эстафетная палочка под названием «ОРДТ» (очередь рассказа драматичной трагедии) перешла к Флиппи. Сникки показалось, что тот пребывал в некоторой нерешительности первые несколько секунд. Или сомневался в чем-то важном… Блин, задолбал уже, запомни наконец хоть что-то:  КОГДА КАЖЕТСЯ – КРЕСТЯТСЯ!!!!1111 Уж слишком много тебе кажется, дорогой мой хамелеошка.
История Прапора, а вернее – её начало, немного разочаровало Сниккача. Он-то ожидал такого душераздирающего описания сурового детства и всё такое прочее. Но нет. Обломись, милый, трагедии не будет. Или будет? Сникки не мог не заметить некоторую странность во всём рассказе. Например, совершенно не в тему, он поставил ударение на слове «было». Или та напрягающая недопауза, сделанная после слов «там я пошел в школу». Ну, школа, и что? Что за день такой непонятный, а? Может он таит на школу зло из-за оценок и злых преподов? Да нет, вроде Флиппи не слишком похож на отупевшее школоло. Тогда с чего это он? Что же, не узнаем, пока не дослушаем всю историю до конца.
Как выяснилось, этот улыбашка неплохо учился в школе, да и с физической культурой у него всё в порядке было. Одноклассники издевались над ним, но кого это волнует? Правильно – никого. К тому же ему ни к чему хамелеоново сочувствие, хватит и Маусовского. Да и утешать его нечего – вроде не унывает. Так что делаем вывод – с детством ему повезло. Гораздо больше, чем некоторым. Но у этой истории не будет счастливого конца. Это Сникки понял по тотальной перемене лица медведа.
«Ну наконец-то! Ща что-то будет!», - да, Сникки уже пребывал в предвкушении чего-то великого пафосного и трагичного, однако случившееся на самом деле переплюнуло все его ожидания.
Замысел этого розыгрыша заставил Сниккача невольно восхититься. Хоть он и понимал, что в этих действиях есть что-то неправильное, но кроволюбивая натура брала своё. Любовь к крови ничем не перебьёшь и нечего тут поделать нельзя. Разумеется, хамелеон сочувствовал и всё такое. На своей же шкуре испытал подобную потерю. Но, всё же, не такую жестокую. В этом плане Сникки повезло чуть больше. Но самое главное в этом рассказе для Сникка – это кровь.
Кровь… Кровь. КРОВЬ! Стоило мишке напомнить Сникки про любимое лакомство, настрой его сразу же поменялся. Пока Флиппи досказывал свою историю, с ящером начали происходить не самые обыкновенные вещи. Не знаю, заметил кто или нет, но хамелеоша слегка затрясся в мелких судорогах. Зрачки в его холодных глазах сузились и даже немного вытянулись. Как давно он пил «божественный напиток» в последний раз? Что за фигня? Неужели Флипп не мог не упомянуть о ней?  Вдруг, в голову выстрелила еще одна, такая же остервенелая, идея. Ведь рядом было целых два источника крови. Даже не один, а ДВА. Из них бы целая пирушка вышла. К тому же, если спрятать тела в погребе, их некоторое время никто не найдёт… От этих мыслей, рот Сниккача начал наполняться слюной.
Стоп! Так, прекратили. Их пока нельзя убивать. Давай, Сникк: медленный вдох, затем выдох. Дыши-дыши. В попытке успокоения он яростно замотал головой.
Фуф, пронесло. Однако крови, всё же, хотелось. Ладно, пофиг, эту проблему он решит после построения.
Тем временем, два товарища уже выжидательно уставились на него. О чем они там говорили? Ах да, точно. Рассказы о прошлом. И, походу, теперь была очередь Сникки.
«Следует ли мне писать всё, как есть?», - недоумевал тот – «Все-таки они достаточно пьяны и могут забыть почти всё рассказанное. Что же, попробую»
И взяв в руки листок, он, вначале, начал выискивать на нём свободное место. Через пару минут до него дошло, что есть еще и обратная сторона листа, на которой он еще не писал. Итак, дадим же новым камрадам очередную порцию непонятных иероглифов. Но в первую очередь надо решить еще одну, не менее важную задачу: вспомнить.
Что Сникки помнил из своего детства? Не очень многое, так как оно было довольно насыщенное. Вообще, родился Сникк в Австралии, да и почти всю жизнь прожил там же. Как же он оказался настолько далеко от родного гнездышка?  В причине этого и заключается главная печалька всего рассказа. Но будем рассказывать всё по порядку.
Рос ящер в доброте, счастье и благополучии. Воспитанием обоих детей в семье занималась, в основном, мать. Отец был истинным «добытчиком», потому всё прочее отходило в руки матери. Сникки со своим старшим братом были нормальными обыкновенными детьми. Кстати, стоит добавить, что в их семье абсолютно все были немыми. Однако им это ничуть не мешало. Они просто придумали особый язык жестов, понятный только членам семьи и так общались. Родители проводили с ним и его братом довольно много времени. Папа всегда веселил и подбадривал, а мама помогала и наставляла, оба оберегали. Ему с его братишкой очень повезло с такими родителями.
Брата он не очень любил, по крайней мере, в глубоком детстве. Тот вечно подшучивал и подставлял Сникки и за это обоим попадало: Сниккачу – за «провинность» и брату, уже после и в гораздо меньшей доле, - за подставу. После, когда нашему хамелеону исполнилось… Сколько же ему исполнилось? Если память мне не изменяет, то 14. Тогда брат связался с дурной компанией и, через пару лет, сбежал из дома. Больше он не появлялся и с тех пор никто толком не знал, что с ним стряслось. Сникку стало нехватать его извечных подколов и драк.
Оба родителя ужесточили порядки в доме после того случая. Они слишком сильно винили себя за это, хотя, может чувство их вины было справедливо. Тем не менее, Сникки рос добрым и порядочным человеком. Предки желали ему только всего самого наилучшего. Мать мечтала, чтобы он вырос мужественным человеком и пошел работать на нормальную спокойную работу, где с ним не может случиться ничего особенного, где он будет в безопасности. А отец, успешный бизнесмен, давал волю желаниям своего ребёнка, хотя внутренне хотел видеть его служащим у себя в компании и после её же наследующим. Когда Сникк принёс им безупречный аттестат, по окончании школы, они были просто счастливы.
Однако определиться с хорошим колледжем или университетом они не успели. Сникки забрали в армию. Вот и было то самое место, где Сниккачу понравилось. Не то чтобы ему нравились тамошние люди, ему нравился тот, необыкновенный для него, образ жизни и различные физические нагрузки, к которым его никто и никогда не принуждал. Короче говоря – простое юношеское любопытство, взявшее верх над прочими ощущениями.
Это стало, так сказать, «переломным моментом» в жизни чешуйки. Стоит сказать, что мать была категорически против нового «увлечения» сына. Она часто ездила в часть и пыталась вернуть его домой как можно скорее. Она очень боялась, что Сникки решит остаться в армии навсегда. Так и случилось. После этого мамаша чувствовала себя так, будто её сынуля уже умер или получил ужасную травму. От переизбытка ли чувств или еще от чего, но, вскоре после случившегося, у неё обнаружилась какая-то странная болезнь. Врачи не смогли ничего сделать. Может быть, Сникк до сих пор винит себя? Не знаю – не знаю. Но вот папаня – точно. Он как с катушек съехал после того, как матери не стало. Запил, профукал всё состояние и послал сыночка куда подальше.
Так началось бродяжество Сникки. Из австралийской части его перевели в русскую. Точнее – в Сибирь. Там он приобрел свою суровость, да и маскировке, большей частью, обучился именно там. И еще… Да, именно там он впервые попробовал кровь. Такую чистую и прохладную. Вы не ослышались – прохладную. Если вас это смущает, то напомню, что дело было в Сибири, на суровейших морозах. К тому же, он поглощал её вместе со снегом. После того случая, его перевели в Германию, а оттуда в еще многие и многие армейские части по всему миру. Вот так он и очутился здесь. В этом самом месте. В это самое время. В этом самом обществе. И думаю, что не стоит подробно описывать все его похождения во время войн. Это долго, скучно и утомительно и для нас, и для вас. Так что пока опустим эту тему.
Вспомнить всё. Да, фраза милая. Именно этим занимался Сникки последние несколько минут. После, он думал, как бы сократить это всё до скупых и коротких фактов. Он почему-то не хотел показывать, что прошлое что-либо значит для него. Может быть он даже пытался сбежать от него. Но, как известно, если страстно пытаешься избежать чего-то – оно случается. В этом он убедился в этот же самый вечер. Кто бы мог подумать, что всего лишь два каких-то незнакомца смогут заставить хамелеошу сделать то, чего он боялся и избегал столько лет. Потому он вывел мелким, сжатым почерком:
«Я родился и вырос с братом в Австралии. Родители заботились о нас.  Мы их любили, по крайней мере – я точно. Брат повёлся не с теми и пропал. А родителей я погубил собственными руками.» - ему хотелось выглядеть как можно хладнокровнее, но плечи предательски дрожали – «Мать померла от того, что я решил стать военным, а отец свихнулся после её смерти. Люди меня не любят. И я их тоже. Из Австралии меня переводили туда-сюда многое множество раз и чего я только не видел в этом грязном мире. Вот, сегодня утром приехал сюда, а что было дальше – сами знаете»
Как бы он хотел, чтобы они не заметили того, что он чувствует на самом деле! Он изо всех сил старался сохранять бесстрастие. Даже когда передавал листок с подозрительно точным и разборчивым почерком. Не то чтобы он протрезвел, просто воспоминания оказывали на его психику слишком сильное влияние. Так уж получилось. Он не видел, кто точно из двоих товарищей взял лист – в глазах начало плыть. Мир покосился. Вдруг, память вырвалась из ограждения, созданного вокруг неё Сниккачем, и навалилась на него всей своей тяжестью. Также, он переживал по поводу того, что камрадам могут стать интересны подробности его, столь насыщенной, жизни. Ему бы пришлось ответить им. Определённо. Раз начал рассказ, то обрывать никак нельзя. А потому он приготовился сдерживать себя из последних сил. Надеемся, что ни мыш, ни медведь не обладают особой проницательностью.
Пытаясь наблюдать за ребятами, читающими его краткий доклад, состоящий лишь из фактов, он опрокинул в себя остатки содержимого той кружки, что стояла рядом. По завершении сего, подошел к бутылкам с коварной водой и открыл одну, только для себя. Сникки прислонился к стене и залил внутрь себя еще полбутылки алкогольного напитка.
«Черт. Лишь бы они ничего не заметили», - только и подумал Сникки.
Однако наблюдать за этими двумя становилось всё тяжелее. Глаза отчаянно не хотели работать на своего хозяина. Ладно, с обстоятельствами нужно стараться мириться, какими бы они не были.
Чтобы вернуть себе способность видеть, пришлось долбануться башкой об стену, и добить начатую им же бутылку виски. Он просто рассматривал Мауса и Флиппи и изучал их реакцию, от всей души надеясь, что его примут за обыкновенного бесчувственного скотину и оставят одного. Будет ли у этой истории ожидаемый конец или же судьба преподнесёт какой-то свой нежданчик? Поживём – увидим, подождём – узнаем.

+2

34

Эмоции, что так трепетно хранятся в твоем искалеченным временем теле, начинали больно давить на черепную коробку, словно кошка корябая на оной стенке нечто гадкое и неприличное, лишь бы навредить тебе. Но представь себе, ты не сдаешься собственным чувствам, ты по-мужски выносишь всю боль и слабость своего подсознания, так аккуратно фильтруя пьяные речи, которые бурным потоком лились из твоего рта, оставляя за собой лишь липкие алые следы. Иногда правда бывает горче самого черного дёгтя, и пробовать ее на вкус нет не только смысла, но и желания. Маус же решил накормить этим блюдом своим товарищей, невзирая на то, что неприятный вкусовой осадок останется на их языках, однако,  в большей мере это касалось косолапого, который целый год делил с мышем собственное дыхание, уже можно не говорить о пище, или переживаниях. И вот, сидя на мерзком, давно сгнившем половом покрытии, что когда-то называлось досками, Ка-Бум искренне ведал о своем прошлом, как ему было больно, обидно, и, если так посудить, очень страшно. Все самые болезненные воспоминания вываливались из открытой раны, что заживала долгие годы, оставляя за собой коричневые следы запекшейся, давно стухшей крови, приобретшей специфический аромат на фоне той гнили и разложении, что творилось внутри шестнадцатилетнего паренька. Кстати говоря, он действительно медленно гибнул, увы, сам того не подозревая. То существо, что живет внутри его хрупкого худосочного тельца скоро вырвется наружу, завладев остатками всего самого лучшего, что осталось в о французе, не дав тому даже сопротивляться. Верно, Ка-Бум будет отчаянно гореть и к сожалению никто ему не поможет даже при самом искреннем желании. Наверно это и называется неизбежностью.
Все самое лучшее и радостное, все это скоро исчезнет, испарившись под потоком агонии, поскольку демоны уже давно окутали ту светлую и непорочную душу, которой некогда владел рыжеволосый подрывник, и, кажись, скоро  он ее лишится, заменив оную чем-то другим. Однако, будь у того даже малейший выбор, он незамедлительно отдал бы ее своему лучшему другу, и, собственно, пусть он поглотит все естество Мауса целиком, ибо он того более, чем достоин. Но черт подери, в чем же заключается истинное, такое теплое и реальное счастья? Для каждого сие понятие много относительно. Но мыш знал и давно поставил себе цель, потому что оная у него уже появилась. Закончив свой монолог, закурив горький табак, юноша даже не удосужился взглянуть на товарищей, однако же, реакцию одного из них он услышал самостоятельно, даже не поворачиваясь, отчего под ребрами резко заколотило. Неужели алкоголь так сильно повлиял на твое поведение, Флип? Неужели он заставил тебя вести себя так, как будто стена, скрывающая твои чувства, резко рухнула, оставив за собой лишь пыль, да щепки? Однако же, Маус не хотел слышать всхлипов лучшего друга, ибо сам находился в некоторой растерянности, потому, вдыхая прямиком в легкие тяжелые дым, француз старался сделать так, чтобы ему заложило уши от выкуренного. Да-да, представьте себе, бывает и такое; по крайней мере, ваш организм будет искренне сопротивляться, коли ему не нравится никотин, проникающий прямо в сердечно-сосудистую систему. Кстати ,никогда не задумывались, что станет с курящей мышью, если одна капля никотина убивает лошадь и разрывает хомяка, словно динамит? Вот и правильно. Ибо ничего не будет.
Потянувшись за второй сигаретой, невзирая на то, что в глазах мыша начало уже темнеть, юноша перевел взгляд на товарищей, застыв в немом изумлении, скорее сравнимым со стыдом. Флиппи сидел на полу, ровно также выдыхая столбы дыма, как и Маус, вот только его настроение было понижено до неузнаваемости, отчего француз признал свою вину. Это сделал он! Он заставил плакать лучшего друга! Черт, а ведь интересно, что бы было, если бы эти трое собрались в оном помещении ,совершенно не зная друг друга, рассказав то же самое? Наверняка эффект был бы не столь эмоциональный, как сейчас, хотя оное таки может сравниться, в случае, если выпить много больше, чем сейчас.
«Что я наделал...? Нет...Нет, Флип, не надо...» В сердечке Мауса что-то екнуло, отчего вены непроизвольно сжали мягкие податливые ткани в сильные тески, заставляя кровь приливать прямиком в голову. Казалось бы, время остановилось. Мыш просто тупо смотрел то на Прапора, то на Падлу, немного глупо моргая в течение каждой секунды. Даже учитывая свое состояние, паренек хорошо понимал, что заварил неимоверно густую и отвратительную кашу, которая отнюдь не самым лучшим способом повлияет на желудок и внутренние органы. Кажись, зря он предоставил слово мишке, поскольку сам его внешний вид говорил о том, что сей момент отнюдь не является подходящим, дабы рассказать о своем прошлом и тогдашних переживаниях. Признаться, с самого первого дня, когда подрывник увидел прапорщика, тот соизревал в нем исключительную изнеженность родительской лаской и полнейшую непригодность к армии, тем не менее, оный стереотип развеялся также быстро, как и мыша соизрел соизрел физические способности своего другана. Да, его любили родители. Да, он вырос счастливым. Но сей полосе что-то явно произошло такое, что заставило белоснежное полотно окраситься в кроваво-красный цвет, это было самое настоящее горе.
— Хорошо, Маус. - произнес Флиппи в весьма нетипичном для себя тоне: в нем слушались грусть, тоска и ностальгия по прошлому, к сожалению которого не было у самого мыша, что в глубине души откровенно завидовал счастью своего друга, но... стоило ли это делать вообще? Вновь присев на пол, докуривая последнюю сигарету, мыша с глубочайшим вниманием уставился на Флиппи, не спуская взгляда с силуэта друга. Вообще, француз хорошо знал о разнице в их возрасте, однако же все равно относился к медведю, как к младшему брату. О, да, как к младшему брату с одной только мышечной массой в пятьдесят килограммов... В тот момент Ка-Бум смотрел на друга, в открытую демонстрировав свою пучеглазость, потому что ждал чего-то воистину шокирующего и грандиозного. Впрочем, рассказ обещал не разочаровывать.
Юноша начал с самого обычного повествования. Мол, родился такого-то числа на Аляске, родители были выходцами из разных стран, однако это не мешало им любить друг друга и одновременно воспитывать сына... Мыша заметил, что Флип как-то заостряет внимание на то, что это уже давно прошло, отчего, сделав очередную затяжку, тот продолжил слушать друга еще с большим вниманием и интересом. В монологе Прапора было что-то такое, отчего внутренности Ка-Бума словно бы перевязано длинной острой нитью, похожей на проволоку. Нагнетающие эмоции начали отдаваться прямо в глазных яблоках у француза, отчего оные начали болеть. Красивая кольцеобразная дымка, сопровожденная умелой затяжкой. Далее, Флиппи сказал, что они с семьей переехали в Америку, что стало ошибкой для всех членов медвежьей семейки. Интересно, отчего же?
Сглотнув горькую слюну, пропитанную никотином, Маус не спускал заинтересованного, пусть «слегка» пьяного взгляда с друга, что пересел на старый деревянный стул, который также был позаимствован из одного из корпусов. Он продолжил.
Как и ожидалось, Флип был отличником, да, и родители его любили и поощряли его старания. Тогдашний медвежонок был действительно счастлив...Был... Далее, медведь как-то  резко сменился в лице, уставившись в одну точку. Это было что-то вроде скрытого гнева, или некоего разочарование, во всяком случае, сие чувство нельзя назвать положительным, поскольку хруст пальцев юноши был весьма звучен. Оказалось, что в школе у него не было ни друзей, ни товарищей, более того, его всегда пытались оскорбить, или просто унизить. Грустно опустив голову, оставив тлеющую сигарету в сомкнутых зубах, Маус представил себе картину прошлого, принадлежащего мишке. Признаться, мыша был точно такой же, не считая полнейшего отсутствия родителей. Быть может, все сложилось бы гораздо иначе, коли эти ребята встретились хотя бы чуточку раньше?
«Плюшня... Какое отвратительное прозвище... Неужели оно прицепилось к тебе еще с самого детства, мон ами? Невозможно. Но ведь и солдаты, командир и..даже персонал тебя так называли! Хреново тебе, наверно. Думаю, родители все равно тебя поддерживали, не то, что меня...» В следующий момент Прапор вновь изменился в лице. Такого Ка-Бум в нем еще никогда не видел... Некая презрительная, злобная усмешка на растянутых в полоску губах. Это была ненависть. Мишка действительно ненавидел сие воспоминания.
— Мне исполнилось семнадцать, как раз в марте. В этот год я должен был заканчивать школу, и придя первого апреля после уроков…  Очередная смена эмоций. На этот раз, мимика солдата показала самую страшную и роковую эмоцию, отчего Маус сильно побледнел. Открыв рот в немом изумлении, выронив почти истлевшую сигарету на пол, тот продолжил слушать, не в силах сдвинуться с места. То чувство, изображенное на физиономии мишки было сравнимо ни с чем иным, как с самым настоящим неподдельным ужасом, которые чаще всего изображают жертвы маньяков перед своей неминуемой и жестокой гибелью. Прикрыв рот ладонью, словно пытаясь скрыть отчаянный крик, что вот-вот сорвется с его губ, молодой человек затрясся и после закрыл глаза. Когда Флиппи исполнилось семнадцать лет, на следующий же день после его дня рождения что-то произошло, но было видно, что Флип не хочет об этом говорить. Эму действительно было очень больно сие вспоминать, и да, Маус это чувствовал.
— ...какой-то уебок порешил их. Отрубил головы, положил им на колени, а в рот сунул по печенью  - произнес мишка, заставив француза окончательно уронить челюсть на холодный пол. То, что услышал подрывник, стало для него просто неимоверно шокирующим фактом. Черт подери, его лучшего друга лишили тех людей, которые его просто невероятно любили. Подумать только, что в тот момент пережил бедный медвежонок! Сколько боли в одни только семнадцать лет накопилось в один единственный, роковой день... Схватив себя за голову, мыша опустил оную вниз, параноидально смотря в пол. Его лица не было видно, однако, вновь трясущиеся плечи хорошо заметны. Каким же нужно быть зверем, какой же мерзоблядской тварью, чтобы поступить столь жестоко и неуважительно по отношению к невинным?! Отрубленные головы, кровь, печенье, первое апреля...
«Нет... Нет, Флиппи... Так не может быть... Ты этого не заслуживаешь... Господи, почему я так к тебе относился с самого начала? Каким же я был пидором...»
— C'est impossible ... Pourquoi est-il avec vous ...? - шептал мыш, уже не разбирая разницы меду французским и английским языками. Его тон стал каким-то хриплым, слышно было, что тот жадно ловит воздух, как будто задыхаясь. В какой-то мере на это подействовало количество выкуренного никотина, однако же, француз просто был зверски шокирован. Раньше он завидовал Флиппи. Но, как оказалось, этот паренек пережил еще более болезненную и зверскую боль, и, увы, проблемы Ка-Бума тут просто не сравнимы. Мысли просто переполняли голову. Эмоции чуть ли не захлестывали душонку подрывника, однако, на нем даже и не было следов от слез, благодаря табаку. Мертвецкая бледность, что сравнима с полотном, украшала до сего момента загорелый фейс мыша. В следующий момент, услышав резкий треск, похожий на удар, Маус поднял голову, и, завидев Флиппи, что стоял у стены, снимая краску с кулака, приподнял одну бровь в немом удивлении. Черт подери, сколько же силенок в этом ходящем бицепсе? Уши начали отказываться принимать нужную информацию, пропуская оную прямо в мозг, поэтому, прикрыв глаза ладонью, парень старался прийти в себя. Кровь приливала у голове, заставляя юношу чувствовать тяжесть в оной. Щеки стали горячее, а глаза налились не то, чтобы слезами, а некоторой влагой, которую не смерти не хотелось выпускать наружу. Черт подери, почему Ка-Бума тем временем не было рядом? Он бы по-любому помог, поддержал... Почему? Это слово въелось прямиком в мозговые ткани, заставляя чувствовать. Чувствовать в полной мере то, что чувствует Флиппи. Та боль, долго хранимая глубоко в сердце, еще не успев зажить. И да, когда Маус еще не знал английского, он сильно хотел избить мишку. Как же хорошо, что сей долбоеб не додумался это совершить, поскольку Прапор и без того многого натерпелся, лишние страдания ему просто ни к чему.
«Я... Прости меня... Умоляю, прости меня, Флиппи... Я не хотел быть таким, честное слово... Я не знал, что ты столько пережил... Как же стыдно...»-мысленно кричал юноша, всем телом дрожа, как последний, давно пожелтевоший кленовый лист на ветру. Озноб взял верх над телом, температура словно бы подскочила сразу к сорока градусам, но нет, это было всего лишь влияние виски.
— Давай, Сник, что у тебя там? - раздалось над ухом Ка-Бума, прежде, чем тот успел очнуться от собственного порыва эмоций. Отрицательно покрутив головой, как бы отгоняя весь негатив, уютно устроившийся где-то в мозге, молодой человек устремил вопросительный взгляд на сослуживцев, мол, «я что-то пропустил?» Оказалось, совсем немного, однако же, пришла очередь хамелеона рассказывать о своем прошлом. Нет, так не пойдет. Ка-Бум даже не успел сказать Прапору что-нибудь ободряющее, не говоря уже о выговоре насчет покалеченной стены. По-видимому, кому-то из них придется читать вслух, или хотя бы просто проглядеть глазами написанное Падлой, поскольку к всеобщему сожалению, тот все же никак не смог бы научиться говорить за прошедшие десять минут. Сложив ноги, образовав позу лотоса, мыша уставился на приятелей, точнее, на следующего по списку в «исповеди». С ящером явно что-то происходило, более похожее на ломку... Это типа такая реакция на услышанное? Ну да ладно.
Взяв в руки карандаш и кусок полуисписанной бумажки, хамелеон начал что-то выводить на полотне. Мыша, тем временем, опустив локти на колени, положил подбородок на кисти рук, наблюдая за каждым движением хладнокровного. Подумать только, неужели он настолько суров, что даже не позволяет собственной мимике работать, опираясь на душу? А у него вообще есть душа? Ну же, что за вопросы, она есть у всех. По крайней мере, если оное существо до сих пор живо, а Сникки не особо смахивает на зомби, или вампира.
Время потеряло свой счет. Сколько минут прошло — одна, десять, или даже час, - Мауси просто не мог сказать, однако, когда тот заметил, как плечи новичка дрогнули, тот с интересом перегляделся с Флиппи, мысленно подтвердив одну и ту же мысль, что быстро вышла из головы. Протянув готовый листок, собственно, без всякой разницы на то, кто будет читать, Падла опрокинул на себя остатки содержимого кружки. Готов уже паренек, ничего не скажешь. Но подрывник сам не замечал состояния серьезного и пунктуального товарища. Он просто молча взял листок из его рук, и, проведя взглядом по аккуратно выведенному почерку, понял, что читать содержимое придется только ему.
— Я родился и вырос с братом в Австралии. Родители заботились о нас.  Мы их любили, по крайней мере – я точно. Брат повёлся не с теми и пропал... - внезапно остановившись, прервавшись на глухой звук, Ка-Бум перевел взгляд к его источнику, и, завидев Сникки с бутылкой спиртного, явно припавшего головой к бетону, сочувственно цокнул языком.
— А родителей я погубил собственными руками... - Расширив глаза от удивления, Маус снова поглядел на упоротого ящера, потом на Флиппи. Очередное убийство родных для тебя людей. Противоречивые чувства. Мыш продолжил.
— Мать померла от того, что я решил стать военным, а отец свихнулся после её смерти. Люди меня не любят. И я их тоже. Из Австралии меня переводили туда-сюда многое множество раз и чего я только не видел в этом грязном мире. Вот, сегодня утром приехал сюда, а что было дальше – сами знаете. - Закончив дублировать писанину Подлеца, француз, по-мышиному дернув усами, растерянно посмотрел на Прапора, что был явно не в восторге, ровно как и Маус. Как можно быть таким жестоким к родным тебе людям? Неужели эта ящерица и вправду столь жестокая и эгоисичная скотина, коей он себя показал? О, да, эта история во многом отличается от вышесказанных. Интересно было бы прочесть про остальные похождения парня, однако сейчас уже это просить было абсолютно бесполезно, поскольку алкоголь на нашего холоднокровного друга начал действовать во всю силу. Пускай это было и не особо заметно, подрывник изо всех сил пытался противиться влиянию вискаря, с расширенными зенками смотря вокруг; но черт дери, это было настолько сложно, учитывая спертый противный воздух, что весьма и весьма хотелось покинуть это затхлое подземелье, оказавшись на свежем воздухе. Нет, вообще Мауси любил находиться под землей, но когда настолько сильно недостает воздуха, как здесь, тот чувствовал себя не грызуном, а каким-то более хищным и уверенным в себе животным.
— Флип...Сник...Я не ожидал, честно... - сказал Ка-Бум, потупив взгляд в пол. И вправду, столь сильного ангста, описанного в биографиях сослужившец, француз не смог бы вычитать ни в одном романе, поскольку оные он жутко ненавидит. Вообще, ему казалось, что быть сиротой и беспризорником — самое худшее из предоставленных вариантов, но, как оказалось, все не так. Конечно, с другой стороны, лучше вообще не иметь родственников, чем соизреть их выпотрошенные тела в собственной гостиной, или же, более того, погубить самостоятельно; тем не менее, Маус все равно чувствовал где-то внутри спрятанную боль, что уже не сможет выплеснуться наружу, как это позволил себе совершить Флиппи.  Но мыша был просто на грани своих эмоций, едва ли не позволяя себе пролить скупую слезу. Не сколько за себя и свою судьбу, сколько за товарищей, хотя и сподвигнуть его на сие мог только алкоголь. Вдох — Выдох. Сколько прошло времени с тех пор, как ребята высказались? Может час, может два, однако же, все это время никто не смел коммуникировать друг с другом; быть может, никто просто не находил для этого слов?
Тем не менее, сию тишину разрушили некоторые шумы снаружи карцера. Кто-то, открыв дверь снаружи, начал спускаться вниз, явно прямиком в главную камеру, отчего Маус, немного отрезвевший, резко спохватился, и, быстро, даже невзирая на слабость в ногах, собрал мусор и пола, и, закинув его в дырку, вернулся в свое положение, лишь опустив голову вниз, мол, спит. Прошло полминуты, незапертая железная дверь в карцер распахнулась. Угадайте, кто стоял в проеме.
— Ну чо, парни. У вас пятнадцать минут, чтобы одеться и пездовать на торжественное построение. Решительно рекомендую сделать это как можно быстрее... Э, стопэ. Хули тут пахнет вискарем из моей заначки?! - произнес кабан, отчего сердца Ка-Бума упало куда-то в пятки. А вы представьте себе, что будет, коли сей мудозвон узнает обо всех похождениях Флиппи и Мауса, спалив такую мелочь? Затаив дыхание, исподлобья смотря на командира, юноша ждал чего-то необратимого.
— Ай, блять, показалось наверно... Короче, быстро собрались и новичка прихватите, он у нас важная персона. - сказал командир, с треском закрыв за собой железную дверь, которая без замка не сможет запереться. Вздохнув с облегчением, Ка-Бум поднялся на ноги, и, обнаружив сохранившуюся способность двигаться, не падая, вышел на середину помещения.
— Итак, мез ами, - начал мыш, убрав руки за спину, - Сейчас в лагере намечается нечто важное, особенное, а мы упоротые в в доску. План действий таков: мы спокойно стоим в ряс... То есть ряд со всеми и не палимся, поняли? Лишь улыбаемся и машем, ага. - на выдохе рассказал мыша, внимательно разглядывая каждого из ребят. Подойдя к ящику, стоявшего в самом углу комнаты, молодой человек вытащил оттуда парочку новых костюмов с парадной формы, вот только печален был факт того, что одного не хватило. Впав в глубокую каплю, молодой человек повернулся и взглянул на Сникки.
— Друг, тебе же выдали парадную форму, или ты, как новенький, имеешь право ходить в обычной...? - конечно, зря об этом упомянул подрывник, поскольку нынешний вид формы хамелеона был непригоден. Тяжело вздохнув, молодой человек понял, что придется идти в главный корпус и просить форму для Падлы. Ничего, прорвемся.
Вручив один экземпляр Флиппи, Маус принялся за перевоплощение, сняв нынешние брюки и быстро сменив их на новенькие...

* Это невозможно... Почему именно с тобой...?

пы.сы

ребят, мне лень проверять хд
за вашу реакцию не ручаюсь, ок

Отредактировано Mouse Ka-Boom (2011-03-19 12:02:09)

+2

35

Уронили мишку на пол.
Оторвали мишке лапу.
Все равно его не брошу,
Потому что он хороший.

Какое милое стихотворение про мишку, которого судьба потрепала. Но ведь у каждой сказки должен быть счастливый конец, не правда ли? Хочется, конечно, верить в это, надеется, как говорится, на лучшее, ожидать чуда, но кто сказал, что все происходит по стандартному сценарию? Вот тут вся загвоздочка. Особенно частое явление, как закон подлости, который заставляет встать раком даже самого сильного человека. Вот такая вот интересная история и получается в итоге, что человек остается в самой заднице, так сказать, зарывается в дерьмо и выползти из него тупо не может. Но что самое обидное, когда ты просто напросто с этим поделать ничего не можешь. Вылезти из этой трясины, значит оторвать половину конечностей, да оставить их, как цену, за свою свободу. Да-да, все имеет свою цену, и как ты не крути, а рано или поздно ты расплатишься за то, что получил, случайно, как тебе показалось. Цены-цены, они остаются неизменными и слишком высокими. Помоги нам Бог, чтобы нам не обошлась слишком дорого дружба. Как жаль, что Флиппи не подозревает, даже не может помыслить, какой его ждет неожиданный поворот судьбы, который заставит его страдать, да так нехуево, что наверное, вам и помыслиться и не может.Но стоит ли думать о таких, распиздатых, вещах, будучи в какашку пьяным? Сейчас ты должен насладиться полнотой жизни, так сказать возрадоваться, что рядом с тобой столь замечательные товарищи, даже будучи покалеченные судьбинушкой-судьбой. Один только Маус настрадался за свою коротенькую жизнь, сколько не каждый за целую жизнь вынесет.  Но теперь, когда этот мышь сидит и слушает рассказ своего другана медведя, создается впечатление, что тот очень шокирован. Жаль в течение всего монолога, юноша так и не смог совладать с собой и посмотреть в замутненные алкоголем янтарные глаза, чтобы улыбнутся, подбодрить. Нет, не смог, просто сам он был на грани невероятного отчаяния. Более того, не хотелось показывать накатывающие слезы, что заставляют глаза смотреть сквозь какую-то мокрую пелену.
«Никогда я не прощу этих выродков… Не прощу, но месть им… Это так низко и некрасиво, что боюсь, никогда в своей жизни не прощу себя. Я не стану никого убивать. Это ниже моего достоинства»- прикрыв глаза, подумал Флиппи, слушая шум в ушах, от приливающей крови, стучащей в висках. Все чего он желал, это мира всем и каждому, особенно своим товарищам: Маусу и Сники. Они достойны большего, а он, переживет. Очередная иллюзия, ошибка, которую совершать не стоит. В первую очередь, детка, думай о себе, так будет жить проще и самому, и приятелям по оружию.
«Ахахаха, ты меня удивляешь, хозяин. Не будешь убивать? А тогда как ты собираешься на фронт отправляться. Ради мира, необходимо убить врага. Но, тебя опять будет терзать мука совести. Хочешь…»- знакомый голос, но теперь парень даже не дрогнул от присутствия ненавистного существа, что тихо, чуть с надрывом шепчет в голове слова истины и правды, которую так хочется отрицать.
«Нет, от тебя я ничего не хочу»- опять сказал, как матку отрезал.
«Но я же еще ничего не предложил, Флиппи, друг мой. Ты же понимаешь, что взять этот груз на себя ты не сможешь. Так давай это совершу я? Подумай, как удобно. Я очищу твою душу от злости своей злостью… Давай, соглашайся, приятель, так будет легко, не представляешь себе как.»-улыбка, чуть заостренных зубов и какая-то безумная улыбка из тени страха и ужаса собственного разума. Боже, что же мишутка породил в собственной голове? Как от этого избавиться? Неужели эта дрянь стала неотъемлемой частью парня? Сложный, но весьма очевидный вопрос. Увы и ах, но похоже это действительно уже часть Флиппи, словно сиамский близнец.
«Нет, я не позволю этому произойти. Свои руки, как и твои я не позволю запачкать кровью и смертью. Коли говорить на чистоту: СГИНЬ ТВАРЬ»-в ответ тишина, чего еще желать парень?
А ведь каждый остается таким, какой он был. Флиппи все равно останется добродушным и отзывчивым парнем с воображаемым другом в мирке, Маус - распиздяем, который вечно тянет лыбу, Сники – серьезный и молчаливый. Наверное, так оно и будет. Мы такие, какие есть, и пусть всем свойственно меняться, но не так кардинально, чтобы избавиться от своего прошлого, хотя иногда о нем хочется позабыть. Сжечь старые фотографии, изрезать кинопленку, растоптать елочные игрушки, взорвать дом… Снести всякое упоминание о проклятом прошлом. Но как вырезать из своей головы личность, что упорно вцепилась и как паразит не желает отлипать, заполняя медленно и верно пространство. Но ведь этот рост когда-то прекратиться, и клещ отлепиться, погибнет. Жаль что это не простой клещ…
«Маус, прости, но я не могу сказать тебе о моем воображаемом друге… Не могу. Когда-нибудь ты узнаешь об этом, но не сейчас… Нет-нет-нет…»-кинув быстрый взгляд на ошарашенного мыша, мишка отвернулся вновь, делая затяжку горьким дымом, убивая очередную часть легких, - «Прости… не лучшее время говорить об этом… Правда, ты этого не поймешь, собственно как и Сники… Я сам не до конца понимаю, как придумал того, кто отдалил меня от окружающих еще больше. Ненавижу его.»
И вот, кажется, все были уже более-менее спокойны, листок бумаги, на котором всего несколько предложений, коротких и сухих. Это было ясно, хотя, писал хамелеон довольно долго. Видимо выдергивал из воспоминаний самое основное. Так, парень держи себя в руках, тут наверняка ожидает подлянка, каких ты еще не видел. Маус выхватил лист и пробежавшись глазами, походу решил, что честь прочитать сие послание удостоена его. Что же, Флиппи только рад, не зря же он  этого француза так долго гонял с английским, чтобы потом обламываться. Вот пусть и практикует письменную речь. Флипарь горд  тобой Ка-Бумище. Но видимо помпезность всего происходящего буйного распития спиртного не завершиться счастливой историей. Такими как Падлец не становятся вот так неожиданно и быстро. Здесь определенно были какие-то подводные камни. Маус начал читать… Смущало только то, что чешуйчатый присосался к бутылке, подпирая стенку. Ну да ладно. Пытаясь слушать внимательно француза, Флиппи подошел к другу и смотря ему через плечо, тоже сопровождал взглядом каждое прочитанное слово. Воспринимать так было куда проще, нежели до этого. Ахтунг медленно и неминуемо надвигался на мишку, чьи глазюки округлялись. Да вроде бы, так сухо, но отчего-то зеленоволосый прочувствовал всю драматичность ситуации произошедшей с новичком. И что более было забавным из всего этого, так то, что все трое не являлись коренными американцами. Может поэтому в них и сохранилась эта ниточка человечности. Забавно и не понятно, как вообще их занесло в эту хренову дыру.
Переглянувшись с Маусом, юноша полностью разделял удивление и недоумение компании. Никогда бы Флиппи не предположил, что сучка-судьба сведет таких вот индивидов вместе, да еще и заставит подружиться. Смешно и нелепо, но как правдиво и реалистично. Все это не зря, не так ли? Все было задумано кем-то сверху, очень красиво завуалировано и прикрыто войной. Флиппи прослышал о том с чего все это началось, но не думал что сам будет участвовать в этом эпичном баттле. Но об этом позже. Главный вопрос остается открытым, почему эти трое оказались в одном месте, обосранные жизнью, не хило так, да еще и сумели сплотиться. Инстинкт самосохранения говорит сам за себя. В стае куда проще выживать, нежели где бы то ни было в одиночку. Останемся с этим убеждением и разделим его с мишкой, чье сознание работающее на холостом ходу, видимо из-за алкоголя, шока и количества полученной информации. Все же, никогда столь очевидный факт не ударял по головушке парня, который всю жизнь был уверен: совпадений не существует, есть лишь определенная последовательность событий, которая имеет логическое начало и конец. Они трое, все вместе, их объединяет как минимум одно место нахождение, война и неприятности в прошлом. Вот и думай над логикой своей, Флиппи, а мы пойдем и выпьем еще пару рюмашек за здоровье Сталина. Ладненько, мишка действительно глубоко задумался. Грудная клетка медленно вздымалась и опускалась, глаза прикрыты отяжелевшими веками, рука заслонила лицо от мира сего и друзей, отгородив от излешнего притока информации. Было очень тихо, спокойно и наверное, большего пожелать было бы крайне некрасиво со стороны парня. Но он был доволен складывающейся ситуацией. И продолжения хотелось очень сильно, ну никак не появления заурядной личности, чья морда представляется чаще на безликом манекене или груше для битья, нежели в теплых воспоминаниях. Маус резко прибрался в карцере, пошуршав, пошаркав, погремев и вновь присев, прикинулся спящим. Факинг щет, они же в какашечку, ладно не буду врать, в драбадан упитые, как простите это объяснять дебильному старшине?
«Лишь бы не спалил»-с глупейшей улыбкой парень тырился за рукой, сидя на стуле, в надежде, что этот кусок дерьма не просечет, почему тут шманит перегаром. Пронесло, затаив дыхание, сдерживая тупой ржачь, Флиппи прослушал пришедшее убожество, да как хлопнула дверь заржал как недорезанный уебанок. Но когда прошел приступ смеха, Мауси начал пороть еще большую чушь, по крайней мере так показалось юноше, отчего он тупо грохнулся на пол и стал кататься, собирая пыль по всему периметру карцера. Но это видимо мало интересовало окружающих, особенно, когда парень по стеночке поднялся и принял форму от комрада. Забавно, особенно посмотрев на вкаплишного мыша, что интересовался у хамелеона о наличии парадной одежды. Но это было крайне не важно. Ибо Флиппи стянул с себя черную футболку, под тихий звон жетонов на цепочке. Белая рубашка, накрахмаленный воротник стоял, словно по стойке смирно. Пуговицы быстро застегнутые, и даже не перепутанные, сделали свое дело, придав белой сорочке наилучший вид. Она была словно по юноше сшита… хотя, когда ее выдавали, было точно понятно – она велика. На вырост, это хорошо. Далее галстук, и пьяные непослушные руки отчего лихо с ним расправились. Мило, что тут скажешь и представительно. Дальше то ли пиджак, то ли еще что, но болотно-миллитаристический стиль в одежде явно присутствовал это точно. Надев берет, парень остался доволен, но дело за самым страшным. Стащив с себя армейские ботинки, а после и свои штаны, юноша начала натягивать брюки… Девочки и мальчики, когда вы пьяные в жопу, никогда не пытайтесь переодеться, спите в чем пришли домой к мамочке. Так, вернемся к нашим баранам, то есть военным. Флиппи натянув кое-как нижнюю часть обмундирования, закрепил пуговицу на своем месте, да приступил к действу с ширинкой. А тут подлянка… Ну собственно, когда закон подлости нас обходил стороной. Уж и так, и эдак юноша пытался застегнуть треклятую молнию на паху, да все безуспешно, ибо ее еще больше заклинило… тут для самого себя, парень произнес:
-Сник, мы сходим тебе за формой, как только моя ширинка соизволит застегнуться, - лолшто, вы думали что такое хватит смелости высказать солдатику? Ну он пьяный, так что ничего удивительного, раз он даже не стесняется, -Маааааус, блять, помоги мне, мой член не желает прятаться от мира сего.
Вот оно, блеать, докатился, чтоб тебя Флиппи. Держи свой долбанный язык за зубами, ты же интеллигент. Прикурив очередную сигаретку, и выдыхая сизый дымок, парень прислонился спиной к стене, выпячивая передницу, то есть таз вперед, дабы Маус соизрел выпирающие труселя, что так мило срывают хуй. А выпирало так нехуево, из отверстия ширинки. Вот оно, детка, развлекайся, нет не нада, я не об этом, я говорю, застегни командиру ширинку, у него руки не барабают… Сники не надо делать такое лицо…А вы дети, никогда не делайте этого, и не просите друзей застегнуть вашу ширинку…Усы им оборвете…

отвратительно|О_О

я уебок... простите, майн фантазия сдулась... переебите меня лопатой...органы можете
сплавить на черный рынок

+2

36

Родители. Все мысли, не дающие Сникки покоя или пугающие его, были связаны только с ними. Почему же? Что в них такого особенного? Ведь, если обратиться к словарям, то мама – женский родитель, а папа – мужской родитель. Может быть, всё дело в слове «родители». Вновь обратившись к словарям, мы узнаём, что родители — общий термин для обозначения отца и матери. Замкнутый круг, не имеющий четких понятий. Неужели всё так просто? Мама и папа – папа и мама. Вдруг это и вправду такие бессмысленные, ничего не значащие, слова, накарябанные чьим-то кривым почерком на листочке. Тогда почему все считают их чем-то большим? Может быть из-за выгоды, которую они могут дать? Деньги, благоустройство, знания и умения, жизненный опыт, связи – сколько же в них еще выгоды? Неужто каждый человек так дорожит ими лишь из-за этого? Ведь подобные вещи для многих – просто ненужный хлам. Тогда что они могут ему дать?
В глубине души, он знал это. Он помнил. Помнил то, почему ему так не хватало матери, и почему было так жалко отца, и почему от исчезнувшего брата, до сих пор, не заживала всепожирающая пустота. Все эти трое дали ему нечто большее, чем избавление от скуки, чем деньги или положение в обществе. Они давали ему любовь. То самое чувство, которое он всем сердцем желал забыть и выкинуть из себя. У них, вчетвером, была чудесная, взаимная любовь, какую всегда пытаются показать в мыльных американских фильмах. Да уж, попадись они какому-нибудь режиссёру – он непременно бы потащил их всех подписывать многочисленные контракты с киностудией. Но для Сникки, как, в прошлом, и для всех его родственников, это не имело значения. Друг для друга существовали лишь они. Это было самое радужное, что можно было бы отыскать в памяти Сниккача, но именно от этих воспоминаний он хотел отделаться. Они причиняли боль. В обычном состоянии бесчувственного скотины, эти ощущения сидели за семью замками, далеко-далеко, но стоило Сниккачу лишь вспомнить… Эти воспоминания пожирали его целиком и запирали внутри себя на некоторое время. Большей боли хамелеон никогда не испытывал. Всё остальное начинало меркнуть, однажды его даже чуть не убили из-за того, что он, во время наступления, случайно вспомнил про семью и остановился, как вкопанный. И если бы одному из его сослуживцев не приказали бы защищать его ценой жизни, то ящер никогда бы не посидел с другими военными в дружеской обстановке и никогда бы не смог даже намекнуть на печальность своей биографии.
Ему нравились эти двое, с которыми он провёл весь сегодняшний день. Оба: и этот наивный идиот – Флиппи, и этот, чересчур вспыльчивый, мыш – Ка-Бум. Они привлекали его всем своим существом. Впервые за долгие годы, Сникки почувствовал, что ему кто-то нужен. И больше, чем щит или игрушка для последующего питания. Ему нужны были друзья. На пару секунд, он даже, забывшись, мог мысленно назвать их братьями. Под дурным влиянием алкоголя и печальных воспоминаний, он делал весьма и весьма поспешные выводы. Но одно было точно – он уже дорожил этими двумя. И потому он был рад, увидев негодующе-шокированные выражения лиц на новых товарищах. Всем им будет гораздо лучше, если они решат держаться от него подальше, а он опять что-нибудь натворит и его переведут. Для себя, Сникк уже решил, что является некой «неудачливой монетой». Он искренне верил, что всё, что случилось с его роднёй, было из-за того, что он был рядом с ними. И он немного боялся, что с Прапором и Маусом может случиться нечто подобное, если он останется рядом.
«Может быть, я когда-нибудь расскажу им всё о себе. Но вряд ли сейчас. Да и им уже не будет интересна история скотины, убившей всю свою семью», - подумал тот и слегка ухмыльнулся: теперь, благодаря своему негативному, как показалось хамелеону, отношению к Сникки, они оставались в меньшей опасности. Ах, если бы он смог сказать… Именно сказать, а не написать… Тогда бы они, проникнувшись всем безразличием его голоса, уж точно остались бы в стороне от ящера. И Сникк мог бы вернуться к своему изнуряющему одиночеству. Но сказать он не мог. Поэтому, оставалось лишь надеяться, что здравый смысл у товарищей еще не доконца выгорел и они решат оставить его.
Но, по неведомой Сникки причине, этого не случилось. Хотя, скорее всего, этого не произошло лишь из-за того, что в их подземную тюрьму ворвался командир. Вот уж на кого – на кого, а вот на командира ему было целиком и полностью срать. Было очень печально, что воспоминания о былом почти полностью его протрезвили. Иначе бы ему можно было бы спокойно убить этого командира и напиться тёплой крови. Ведь в его личном деле написано, что, в случае пьянки, от него лучше держаться подальше, а еще лучше – вообще не давать ему спиртного. Так что, это целиком и полностью вина свинтуса. Но, к сожалению, это удовольствие было уже под запретом. Хрюндель ляпнул что-то про то, что им пора собираться на построение и ушел, страшно гордый и довольный собой, как если бы он после месяца запоров, впервые нормально сходил в туалет.
— Итак, мез амии. Сейчас в лагере намечается нечто важное, особенное, а мы упоротые  в доску. План действий таков: мы спокойно стоим в ряс... То есть ряд со всеми и не палимся, поняли? Лишь улыбаемся и машем, ага. – Ка-Бум в своём репертуаре.
Мило, что. Улыбаться и махать он точно не собирался. Но встать со всеми в ряд еще как-то можно. Интересно только, что ему туда надеть. И, будто прочитав его мысли, Маус произнёс:
— Друг, тебе же выдали парадную форму, или ты, как новенький, имеешь право ходить в обычной...?
Да он гении! Сникки прямо так и ответил гроооомким голосом, ага. Но, походу, ответа не понадобилось. Чуть позже Флиппи сказал, что они сходят ему за формой, после окончания баттла: Флипп vs ширинка. В данный момент ширинка хорошо удерживала свои позиции и не желала сдаваться этому бухому дибилу, но он тоже не отступал, позвав себе в помощь Ка-Бума.
Сникки не смог сдержать фейспалм, наблюдая за этими двумя. Хотя он и до этого смотрел на них, как на ненормальных, с того момента, как Флипп начал разглагольствовать о своей ширинке и том, что она закрывала. Всё-таки ему еще нужно время, чтобы привыкнуть к этой парочке.
Он продолжал смотреть на них, как на дибилов, но, к счастью Сникки,  скоро процедура была завершена. Два собутыльника повели его в главный корпус, дабы выпросить у кого-нибудь новую парадную форму. Если честно, то Сникк никогда раньше не заморачивался о таких делах. Просто ходил в своей старой форме и нагло игнорировал косые взгляды и перешептывания. Но, объяснять это жестами двум бухим чувакам ему, ну как-то не хотелось. Это было так муторно и вообще… Короче, смысл в том, что он безропотно, молчаливой тенью, следовал за товарищами.
Вскоре цель была достигнута. Главный корпус мало чем отличался от остальных. Разве что его внешний вид был немного пафоснее и внутри мыли чище, на случай приезда мега важной шишки, как сегодня, например. Они поднялись по парадным ступенькам, которые уже были устланы красными ковровыми дорожками. Видимо, в этот раз свинтус реально вон из жопы рвался, чтобы угодить будущему гостю. Хотя, может быть, это был его шанс. Если он совершит что-нибудь из ряда вон выходящее, его точно вышвырнут отсюдова. Или, по крайней мере, отправят на карантин. Отличный шанс, удачка чо.
Пока тот обдумывал свой «аще такой коварный и гениальный план», камрадики уже доставали для него щикарный, новенький комплектик парадной формы. Он взял его, не проявляя к нему никакого интереса, и направился в место, где, по его мнению, можно было спокойно переодеться – за угол. Там он уже, никуда не торопясь и игнорируя весь бухой бред, изрыгаемый Маусом и Флиппи, переоделся. И сразу так, как по мановению волшебной палочки, стал таким аще крутым Мужиком. Хотя, скорее всего, этот эффект был достигнут лишь тем, что он выпрямился. Да уж. Ссутулившийся Сникки значительно отличается от выпрямившегося. 
Некоторое время они просто стояли рядом. Эта пара идиотов – потому что угарали над чем-то вообще оооочень смешным, а Сникк – потому что ждал, пока его отведут к месту проведения построения. Все же, боженька услышал молчаливую просьбу хамелеона и таки бросил в голову прапора мыслю, а может и догадку, что им, оказывается, пора на построй. Чем же кончится сиё мега эпичное событие для этих троих?

хотите убейте|хотите нет

но это ужасно

+2

37

Итак, начнем с того, на чем завершился дебош. А завершился он тем, что приходил старшина, и радушно напомнил о прекрасном событии в виде приезда генерала. Да, это происшествие в их захолустной части было чем-то необычным, как снег в июле, или метеорит, который прилетел вместе с пришельцами, поведать о своих проблемах в космосе. Флиппи, с большим трудом, матами, смехом пьяного характера добился желаемого эффекта и оделся в форму, достойную офицера. А он таковым не являлся, тупо рядовым. Возможно одним из самых умных во всей части, сильным, выносливым и талантливым. Как и Маус, как и Падла. Все они были достойны предстать при параде на построении, в отличии от других ублюдков, что сосуществовали с ними в одной казарме. И все же, как им, в таком невменяемом состоянии появиться перед высокопоставленным лицом? Как-как? Каком к верху блять, с флагом жопе. Они и так могу сделать, было бы желание и много, очень много алкоголя. А сейчас они вполне адекватные личности, которых слегка штормит, от которых за версту шмонит перегаром, и которым похуй на всех, кроме друг друга. Но задницы свои, для вставления флага они никому, никогда не отдадут. Только после смерти, и то, могут восстать, чтобы предотвратить извращение. Они же натуралы (хД). Маус с его французскими замашками, о которых можно узнать лишь во время пьянки, натягивал форму с таким же трудом, как и Флип. Потому пришлось напрячь свои непослушные и резкие в движениях руки, медведь резво застегнул усатого мыша, заправил в штаны сорочку, одел галстук, даже штаны застегнул, лишь бы тот усы не прищемил, которые едва не ободрал в молнии у мишки.
А дело было так. В недавно описанных событиях, Флиппи боролся с молнией на штанах, в которые не впихивился член, вот хоть убей. Во-первых, страхово за яйки, как говориться, а во-вторых… да страхово за яйки(хД других вариантов не было). И что же в итоге. Мыш который уже переодеваться начал подошел топлес, в одних труселях и носках, сел на корточки и матеряс отборным французским нецензурным лексиконом, стал пытаться вправить непослушный орган траха. Мучался-мучался, в итоге тот ее больше встал и заправить стало совсем невозможно. Тут у Флиппи глаза полезли на лоб, даже в пьяном состоянии. Такого отборного мата на английском, заметить прошу, он отродясь даже от старшины не слышал или кого-то еще. И вот член поддался, ширинка стала закрываться и в самый неподходящий, ну в самый, какой только существует, момент, усики Ка-Бума застревают между двух створок, западая в бегунок металлической ширинки. Дерг-дерг, Флиппи ржот, Падла в шоке, после сам ржот, Маус материться, смеется и дергается. Ширинка не отпускала его ни за какие коврижки, попытки и мольбы, посылы и проклятья. Тогда Флипп аккуратно вытянул лицевую волосню, оборвав немного закрученные концы усов Мауса, распушив их аки веер. После этого Флипп ржал еще больше чем обычно. Кататься по полу было бы крайнем неуважение, да и форма новенькая, чистая, пахнущая порошком и хлоркой, а так же проскальзывал легкий аромат накрахмаленного ворота.
Вот такие события были в недавний момент, а теперь пора неровной походкой отправляться на построение. Обхватив за плечо Мауса своей массивной ладонью, Флиппи кивнул поддатому Падле что пора бы уже выдвигаться. Настроение было на высоте, как и лестница по которой идти ровно, означало сдать права на управление истребителем с первого занятия, без подготовки. И, знаете, эти двое могут такое сотворить. В будущем так оно и будет, но разве эти ребята в курсе, что их ожидает прямо сейчас на построении перед генералом. Мальчишки не знают даже, что война подобралась к границе страны. Имперские Тигры начали атаку на мирное население стран, перейдя границы многих стран оставляя разрушение, голод, смерть. И теперь они на пороге родины Флиппи. Хотя это громко сказано, но он служит в этой части, на территории этого государства, значит ему предстоит защищать оную любой ценой, даже собственной жизни. Но пока, он и этого не знает.
-Маус, ты не в курсе, что там вообще намечается, а? Этот гандон-старшина так и не пояснил толком, чего от нас хотят, - язык заплетался в пустом, горьком пространстве рта, задевая зубы. Но вопрос риторический, ибо мышонок явно был не вменяем. Пожав плечами, снисходительно и по-доброму улыбнувшись комраду, придерживаемому за плечо, почти волоча его, зеленоглазый ускорил шаг, чтобы выпрямить походку Бума.
Не смейтесь, но добравшись до площадки построения, а время было около полудня, все было заполнено уебищными мордами в форме подобной молодым солдатам, пришедшие пьяные в говно. Вписавшись в строй своей роты, разбредаясь по росту. Сники не вставал никуда, отползая в сторону, ибо он лишь приставное лицо из-за рубежа. Флип и Маус оказались по разные стороны, в силу разнящегося роста. И рявкнул голос с трибуны, начальника части, не менее мерзкой твари, но с замечательными запасами алкоголя, который удачно перекачевывал в карцер, обустроенный двумя придурками-солдатами, с тяжелым прошлым, шизофренией, крепкой дружбой и лучшими физическими и умственными результатами.
- Здравствуйте, солдаты. – в ответ проревело «Здравия желаем, товарищ начальник части»- сегодня я хочу сообщить вам несколько новостей. Возможно, кто-то будет не рад известиям, но они таковы. Во-первых, сегодня все становитесь рядовыми армии США. Официально. – прогремело троекратное «УРА!». Флиппи стоял с покерфейсом, ибо кричать от счастья ему не хотелось. Сегодня год службы и это, наверное, стандартное дело. Может и генерал потому приехал. «ага, у меня уже счастья полные штаны, блять.»- Во-вторых, сообщаю вам, началась война. Война с империей Тигра. Они уже начали подступать к границе с юга, оккупируя и разрушая земли штата Техас. Поэтому все вы, бывалые ребята, отслужившие год, порядочно подготовлены, отправляетесь именно туда. Это все. Сейчас слово предоставляется нашему генералу Дираку.
«Дираку? Деру-ка, сраку, блять, ну и фамилия»-заулыбался пьяной улыбкой парень, переведя взгляд на Мауса, что упорно уставился на генерала-носорога. На лице этого идиота читалось одно желание, ляпнуть какую-то глупость. А Маус на это способен. Лишь бы не про рожу, похожу на жопу старой, французской простутки. Его же с говном сожрут. Шикнув на ухо соседу, попросил перетащить по-тихому товарища к нему, чтобы если что, придержать его острый язык, а пьяный он огогого, мама не балуй. Началось громоподное бла-бла-бла, которое Флиппи не слушал, ибо к нему двигали Ка-Бума, этого глупого мальчишку-мыша с норовом льва. Он рядом и слава богу.
-Маус, ты только не смей ляпнуть что-то – интуиция подсказала, что мыш набирает воздух для громкого комментария в сторону дурно выглядящего и наверное пахнущего генерала. Зажав рукой рот, Флиппи посмотрел на старшину. Тот находил к позе фейспалма, ощущая своим задом каких неиллюзорных пиздюлей ему вкатает начальник, если это видит. Двух комрадов это вряд ли смущало больше, чем собственный шмон перегаром. Его ощущали все в роте и упорно скрывая шок, старались слушать болтовню генерала о высоких целях армии, об ужасе войны, которых и не видел отродясь. Но до, оратор он не плохой. Тут начало что-то звучать о повышении звания. Пришлось напрячь слух и отпустить рот мыша, под условием, что тот не выдаст какую-нибудь хуету.
-Итак. Среди всех рот нашлось несколько человек, которых, можно без проблемно повысить в звании. Кого-то до офицеров, кого-то сразу до лейтенантов, а кого-то до сержантов и старших сержантов.-сделав паузу, в которую на всей площади построения не было ни звука ни движения. Все напряженно слушали, что же будет, кто входит в состав избранных. – до звания сержанта повышается, Бруно Мотели. – блядское лицо его расплылось в ехидной морде. Этот ублюдок в свое время избивал Флиппи. Бруно ехидно посмотрел с чувством превосходства на медведя и пошел получать погоны. Шли аплодисменты. – звание старшего прапорщика получает Сники, приехавший сегодня сюда для поддержки, - Флиппи был рад откровенно за своего немого друга, что молча принял погоны. Аплодисменты издавало два человека. Маус и Флиппи. – до звания младшего лейтенанта повышается Маус Ка-Бум, французский гражданин, показавший свои успехи в воинском деле, - толкнув ахуевшего друга вперед, Флиппи шепнул на ухо мышу.
-молодец, ты все-таки меня уделал. –пнув по сильнее комрада в сторону трибуны, мишка задумался, как же счастлив за своего друга. Кинув злобный, золотистый взгляд глаз в сторону Бруно, который покраснел от ярости, усмехнулся. Выкуси ублюдок, ты нас унижал, и сам оказался в дерьме. Посмотрев на Мауса, что принял погоны, пожал руку генералу, медленно вернулся в строй. Флиппи думал, что на этом все завершиться, потому что особо не выделялся своими достижениями. Хотя ростиком был повыше всех в роте и его берет на зеленых волосах хорошо виден был с трибуны. Генерал перевел взгляд на список и после в толпу. Кажется, он собирается сказать, что-то еще. На губах носорога была добрая довольная улыбка.
-В этой части больше всех, кто получил звания офицеров без образования в военных училищах. Обычно это только один человек. Но нет. Итак. Звания старшего лейтенанта получает, - пауза, глаза каждого солдата горят болезненным любопытством, в надежде, что именно ему достанется этот титул офицера. Плох тот солдат, что не мечтает стать генералом. Носорог осматривал пытливо алчных солдатиков. Напоровшись на взгляд изумрудных глаз молодого медведя, который откровенно не ожидал ничего для себя, улыбнулся, видимо поняв, что это именно тот солдат, чье имя здесь написано, - Флиппи.
Тишина нависла над площадью тяжелым грузом, придавив почти каждого, кто был знаком с медведем. Кто угодно, но только не «Грызлик». Он же был когда-то «Плюшней», но вырос в глазах сослуживцев, стал сильнее, опытнее, тише, быстрее. Сам же медведь посмотрел на генерала распахнутыми глазами полного удивления. У него самое высокое положение среди всех, кроме начальника части. Тот был майором. А так да, он может теперь руководить всеми здесь солдатами без зазрения совести. Это было шоком для юноши с зелеными волосами и такими же глазам, на лице которого появились капли пота, а алкоголь испарился как и опьянение из организма, глаз, лишая оные нездорового блеска неменяемости.
«Я?»- шагнув в сторону трибуны, молодой медведь гризли проступил сквозь толпу и подошел к генералу. На лице того были шрамы, издалека сходные с целлюлитом. Значит этот мужик чего-то стоит. Звание не так просто дано ему. Заслужил. Флип отсалютовал, ему вручили погоны, пожали руку. Генерал улыбнулся юноше, похлопав по плечу и пожелав удачи. Почти бегом, медведь вернулся, весь взмокший от волнения, в строй, не до конца понимая, что произошло. Все вокруг были удручены таким повышением. То ли боялись гризли, то ли что-то еще, но Маус улыбался другу как ни в чем не бывало. Это было здорово.
-Итак солдаты, готовьтесь. Завтра в пять утра вы выезжаете к аэродрому и отправляетесь на южный фронт. Удачи вам бойцы, и да поможет вам Бог.- отсалютовав солдатам, солдаты прогремели ответ и  тоже поднесли ребро ладони ко лбу покрытый беретом. – Разойдись.
Флиппи и Маус, вместе со Сники направились к казарме, пора собираться в путь-дорогу.

+2

38

Уровень опьянения зашкаливал, хотелось выблевать накопленную дозу алкоголя прямо на холодную землю подземного убежища. Но этому не суждено было сбыться на сей момент, потому что нужно было переодеться на парад, который пройдет совсем скоро. Маус стоял посреди этой затхлости без верха, стараясь в полной мере осознать, что ему нужно одеть впервь. Тут-то Флип подошел к нему и одел на него белоснежную рубашку, дрожащими руками застегнув и вправив оную прямо в ему в брюки. Даже галстук не забыл, что заставило мыша почувствовать свою слабость и зависимость от него. Все было бы хорошо, вот только осталось нормально одеть друга, который сам сделать это отнюдь не в состоянии. И тут как раз тот возник со своим стояком с опьянения, пытающийся застегнуть свою чертову ширинку.
— Маааааус, блять, помоги мне, мой член не желает прятаться от мира сего.  - сказал парень, заставив глаза Ка-Бума вылезти на лоб. Взор светло-карих глаз пал на труселя, которые скрывают эдакую махину, которая наверняка превышала размеры одной только руки мыша. Тут-то смех закончился и проснулся суровый спецназ, миссия которого состоит в том, чтобы спрятать набухший от странного возбуждения орган в закоулки новых брюк, приятно пахнущих стиральным порошком, а не грязью и окурками. «Уебок, ты мне за это ответишь» - подумал про себя француз, с раздражением в лице подойдя к парню. Прислонившись к нему, опираясь своей грудью о его,  молодой человек схватил дрожащими руками член Флиппи через трусы, однако осознав то, что сотворил, побагровел в лице, произнеся скудное:
— Пардон. - опустив взгляд на своего «врага», таки нащупав ширинку, Маус дернул ее вверх, однако мразь ни в какую не поддавалась, заставляя того рыкнуть от негодования. Да и еще этот стояк, который вот-вот прорвет хрупкую ткань и ударит в пах. Что ж, придется принимать серьезные меры, а ты, медведь, сам нарвался. Нажав на выпирающий хер друга, дабы тот вошел в штаны и не выходил более, Бум потерпел крах, ведь, казалось, его движения только еще сильнее заводят медведя, что взбесило, заставив почувствовать себя французской шалавой, коей мыша дразнили на протяжении долгого года.
— Ах ты ж ебаный... А ну блять быстро опустил свое хуище, бесишь меня. Ебать мою жизнь, нахуя я вообще это делаю? Ты ж сучонок заставляешь меня извращенцем себя почувствовать... Пидор долбанный, что ж ты делаешь... - со злости шипел француз, прижавшись к парню, тем временем усмиряя его восставший хуй. И да, как бы это забавно не звучало, тот заметно опустился, дав простор рукам Мауса. Не взглянув другу в лицо, кое изображало дичайший ахуй, парень опустился на колени, на небольшом расстоянии взяв застежку от ржавой ширинки, потянув ее вверх. И да, это сука успехом поддалась, вот только дорожайшие усы солдата при этом пострадали... Увы, они застряли прямо в застегнутой ширинке, заставив того взвыть от стыда и собственной невнимательности. А эти  два придурка начали ржать, как лютые мудаки.
— Ублюдки, ненавижу вас! - проорал мыш, после сам начав дико смеяться, пытаясь вырвать застрявшие волосы из чертовой ловушки. Вот только она ни в какую не хотела давать волю рыжему, заставив еще больше вырываться.  Тут-то Флип спохватился, вытянув многострадальный ус из ширинки, ободрав его конец, комично распушив. На этот раз Маус поник головой, в душе проклиная чертово медведя за то, что он с ним сделал. Так или иначе, он был его лучшим другом, и всякие ругательства и даже поступки не могли помешать этой дружбе, которая была крепка, словно сталь. Встав с колен, вытерев испарину со лба, француз вздохнул, после обхваченный массивной рукой медведя. А теперь в путь, товарищи. Поднявшись по лестницe, ведущей вверх не без помощи Прапора, молодой человек вдохнул свежий воздух, щурясь от ослепляющего света. Теперь нужно пойти на сбор, потому что парней ждет нечто особенное. Медленно переступая землю, держась за медведя, мыш взглянул на него, услышав весьма хороший вопрос:
— Маус, ты не в курсе, что там вообще намечается, а? Этот гандон-старшина так и не пояснил толком, чего от нас хотят? - его язык заплетался, речь явно пострадала после отменной дозы вискаря. Попытавшись что-то ответить, француз просто махнул рукой, как бы давай парню понять, что на данный момент тот это сделать не в состоянии. Ускорив шаг, заставить Бума выпрямиться, уже через пару минут Флип довел его до площадки построения, которая уже была полна пидоров-сослуживцев. Они бесили, словно застывшие корочки в носу при насморке. Даже смотреть было противно. Пришлось встать как сие полагается, - Прапор был самым первым по росту, а Маус, как всегда, последним. Сник же стоял в стороне, потому что на тот период он не был участником сей мудацкой гвардии, что вызвало зависть у француза. Так или иначе, стоя в конце, чуть покачиваясь взад и вперед, мальчишка состроил серьезную мину, которая со стороны могла вызвать дичайшую истерику. Вон, как раз уебок-командир появился, поздаровавшись с солдатами, на что все хором ответили «Здравия желаем, товарищ начальник части». Но Бум молчал, потому что его язык начал бы заплетаться. Похуй, пляшем. Кретин что-то сказал, но парень опустил голову, приходя в себя. До него дошел смысл только второй фразы, заставшей и без того выпученные глаза принять подобие лимурьих.
— Во-вторых, сообщаю вам, началась война. Война с империей Тигра. Они уже начали подступать к границе с юга, оккупируя и разрушая земли штата Техас. Поэтому все вы, бывалые ребята, отслужившие год, порядочно подготовлены, отправляетесь именно туда. Это все. Сейчас слово предоставляется нашему генералу Дираку.
«Охуеть, что сказал. Может уебок просто пытается наебать нас? Это просто неудачная шутка, я уверен... Какая к черту война, я не готов. Я жить хочу. Я еще молод... Шел бы ты нахуй отсюда, да и другана своего прихвати» - думал парень, насупившись. Если говорить откровенно, при всей своей подготовке Маус не был готов к столь критичному событию, как война. Он не хотел терять своих товарищей и сослуживцев, пуская люто их ненавидел. Он не мог смотреть на смерть, и даже вид крови был ему не приятен. Он хотел выйти из чертовой казармы, найти себе красавицу-жену, хорошую работу и обжиться пару тройкой очаровательных детишек, хотя и никому об этом не говорил, даже Флипу. Только не смерть. Только не холодная могила, которая навсегда заберет его в ад без надежды на жизнь. И он будет вечно гореть, гореть за то, что делал ребенком несознательно, а только чтобы выжить. От осознания возможной смерти по щекам Мауса потекли скупые слезы, ведь именно это слово он боялся больше, чем что либо. Тем не менее, он поспешил скрыть их рукавом, что ему удалось весьма успешно. Начальника сменил какой-то мудак, которого Бум ненавидел больше всех. Так вот, как звали этого ущербного носорога, который заставлял пульс биться в безудержном ритме, отбивая похоронный марш. Тут-то француз сжал кулаки, в надежде что-то ляпнуть в сторону этого урода, смотря на него с расстояния исподлобья. Тут-то парня схватили, начав быстро передавать вперед, ближе к началу ряда, что заставило того не то, чтобы охуеть, но понять причину. Скорее всего Флип попросил об этом кого-то, отчего начался массовый флешмоб по «метанию карлика». Сказать, что Бум попытался вырваться — значит ничего не сказать, тем не менее, оказавшись около друга, тот заметно умолк, услышав приглушенную фразу медведя:
— Маус, ты только не смей ляпнуть что-то, - произнес тот, заставив Мауса взглянуть его умоляющими глазами. Сейчас парень хотел только одного: сказать командиру, как сильно он похож на обвисшую сраку старой французской проститутки. Но ведь жизненно же, не правда ли? Только вот Прапор опоздал, потому что Маус уже набрал в легкие воздуха, дабы крикнуть об этом во всю глотку, намереваясь получить пиздюлей на всю свою жизнь.
— Еба... - начал было парень, тут же прерванный ладонью мишки, который плотно закрыл рот француза, заставив начать вырываться на волю ради удовлетворения собственных потребностей, не обращая на старшину, который готов был провалиться под землю из-за поведения своих подчиненных. Но Маусу было определенно похуй, его только-только начало отпускать, разя перегаром на всю роту, ровно как и от Флиппи. Было видно, что все солдаты были в курсе и упорно скрывали ахуй, тем не менее, желание блевать у француза так и не отпадало. Тут-то началось самое интересное, а именно, - разговор о повышении звания. Флип опустил рот своего друга, взяв с него слово, что тот будет молчать. Пришлось пообещать, что выкрутасов не будет, что делать.
— Итак. Среди всех рот нашлось несколько человек, которых, можно без проблемно повысить в звании. Кого-то до офицеров, кого-то сразу до лейтенантов, а кого-то до сержантов и старших сержантов. - начал носорог, заинтриговав всю роту. Все умолкли, никто не мог себе позволить даже чихнуть. И даже Маус притих, вслушиваясь в каждое слово мудаеба.
— До звания сержанта повышается, Бруно Мотели. - сказал тот, заставив француза зарычать от гнева. Это была та самая пидорская рожа, которая издевалась над Прапором в начале года. Пидор, задира и лютый неудачник, скрывающийся под маской успешного лидера. Маус так бы и въебал ему с вертухи, честно. А тот лишь прошел за погонами с чувством превосходства, что окончательно вывело мыша из колеи, заставив Флипа схватить его, дабы тот не удовлетворил свои кровавые потребности хотя бы в лице этого сучонка. Все аплодировали, кроме Мауса и Прапора.
— Звание старшего прапорщика получает Сники, приехавший сегодня сюда для поддержки, - продолжил носорог. На этот раз хлопали только оба друга, пронаблюдав за немым парнем, прошедшим за «наградой». Ка-Бум был рад, что его новый друг получил весьма неплохое звание, тем более, тот быстрее впишется в коллектив. Но не тут-то было...
— До звания младшего лейтенанта повышается Маус Ка-Бум, французский гражданин, показавший свои успехи в воинском деле, - сказал мужик, из-за чего мыш уронил челюсть. Что-что, а вот повышения тот вовсе не ожидал. Да, были времена, когда он чувствовал свое превосходство над остальными, потому что был невероятно умен, но скрывал сие за маской долбоебства, только вот стать лейтенантом было для него подобно несбыточной мечты, которая осуществилась здесь и сегодня. Лучезарно улыбнувшись, направившись к носорогу под предлогом пенделя Флиппи, тот получил погоны и вернулся в строй рядом с Флиппи.
— Флип, клянусь тебе, если я сейчас проснусь, я взорву эту чертову роту! - произнес молодой человек, в мгновение протрезвев. Тот лишь сдержанно, добро улыбался. Но Бум был рад, что уделал Мотели, покрасневшего от ярости, словно созревший томат.
— В этой части больше всех, кто получил звания офицеров без образования в военных училищах. Обычно это только один человек. Но нет. Итак. Звания старшего лейтенанта получает, - пауза, которая заставила нервы напрячься в ожидании. Каждый тщеславный солдат ждал, что это звание достанется именно ему, однако француз был спокоен, потому что свое он уже получил, даже больше, чем это было нужно. Только Флиппи улыбался, не ожидая ничего для себя, и это, впрочем, неплохо посодействовало его дальнейшему процветанию.
— Флиппи — наконец сказал старшина, отчего Ка-Бум заликовал прямо на месте. Ор, свист и аплодисменты вырывались из уст француза, потому что именно этот человек был достоин звание старшего лейтенанта. Как же он бы счастлив, что его лучший друг всех победил, став тем самым, избранным! А ведь только год назад он был как Маус, - таким же слабым неудачником, не годившемся ни на что. Как его дразнили в казарме, называя обидными словами, и как только что он всех нагнул... Ка-Бум ликовал громче всех, даже когда всеобщие аплодисменты прекратились. Когда тот получил погоды, Бум взял большую ладонь друга и крепко пожал ее, обняв медведя.
- Я ЗНАЛ! СЛЫШИШЬ, ЗНАЛ! - эмоционально жестикулируя, произнес тот. Слова старшины начали растворяться в перепонках, не доходя до мозга. Все кончилось, время возвращаться по баракам и готовиться. Но время неумолимо, уже завтра война. Удачи, друзья.

+1

39

Радость, гордость, счастье, страх, ожидание, неизбежность, неизвестность – как много чувств переплелось внутри у молодого медведя, что только что получил звание старшего лейтенанта. Неожиданная приятная случайность, которой, вряд ли кто-либо ожидал из солдат этой части. Кто угодно, но только этот в прошлом хлюпик. Как этот мягкотелый, безвольный Плюшня оказался столь сильным и непоколебимым. Как в нем могло быть сокрыто столько мощи и разума? Откуда это все взялось, каждый терялся в догадках, вспоминая первый месяц попадания в армию этого зеленоволосого юнца с анорексичным видом и печалью в глазах. Вымахал на десяток сантиметров, набрал форму, утер нос даже старшине в поединке на ножах, барыжил алкоголем и сигаретами и получил это звание, словно так оно и было задумано изначально. Все ломали голову, топая берцами по асфальтной дорожке. Позади этой толпы втроем шествовали друзья, обнявшись за плечи, громко и дерзко ведя беседу с примесью мата, смеха и междометий пьяного вздора.
-Я ЗНАЛ! СЛЫШИШЬ, ЗНАЛ!-кричал и ликовал Маус, держа большую ладонь Флиппи, пока не показалась казарма и они не поднялись по лестнице, не зашли в комнату и не оказались окружены солдатами, которые кто сидел понурившись в одиночестве, кто говорил с другими обсуждая что-то, кто собирал рюкзак и готовил амуницию. Но ясно было одно точно, все они были озабоченны одной единственной мыслью… Мыслью о том, что скоро, уже завтра в четыре или пять утра их поднимут, повезут прямо в самую гущу событий и возможно там, многие сгинут в первые минуты настоящего боя. Никто не застрахован от пули дуры и ножа молодца… печально, но делать нечего. Приказ уже отдали, осталось исполнять по долгу службы, непосрамя собственной чести, гордости. По крайней мере, Флиппи считал, что чувство военнослужащего превыше всяких других. Жертвовать собственной шкурой ради других, вот ради чего он будет сражаться. Ради своих друзей: Мауса и Сники. Они единственная его семья, друзья, дорогие люди, которых он согласен выцепить из самого жерла ада, только бы те остались живы. Эти благородные начала могут в итоге сгубить его самого, но он этого просто не знает. Тем более, не представляет, какие жуткие вещи ему предстоит пережить там, на фронте, где царит смерть, страх, отчаяние, безысходность, горе и боль. Но как это все мало важно, когда рядом с тобой друзья, которых ты сейчас обнимаешь, смеешься вместе с ними, умиляешься их выходках, сердишься, если они попадают в передряги и всегда поддерживаешь в самых дурацких делах.
-  Маус, приятель, ты молодец. Мы все молодцы, - улыбаясь лучезарной лыбой, произнес молодой медведь, старший лейтенант, на которого коситься вся рота и не смеет сказать слова против. Ну не считая одного… Бруно. Невысокий, коренастый, борзый мудак, расталкивая плечами кучки солдат, ведущие беседы, подошел к трем друзьям в сопровождении еще двух мудил. Все знакомые лица. Из далекого прошлого года, душевая, избеение, все как раньше, вот только ни Флиппи, ни Маус не хлюпики и изгои казармы, а настоящие командиры.
- эй, вы, гандоны, - с надменным видом произнес сержант, словно перед ним салаги, а не офицеры, - Чего морды такие довольные, давно не получали пиздюлей?
-Эй, Бруно, они старшего звания, чем ты… - начал один из парней, соседней кучки солдат. Многие развернулись, чтобы поглазеть на разборки между заклятыми врагами. Но говорун в строе получил удар кулаком наотмашь в челюсть и полетел в кучу рюкзаков, уже собранных к отбытию большинством солдат.
-Завали ебало, говорливый Стив, - гаркнул с красной мордой Бруно, хватая за плечо едва не двух метрового Флиппи, и разворачивая с силой на себя, дабы уебать гризли по мордасам. Флип никогда не был ярым тираном и драчуном. Только отвечал, никогда сам не нападал. Может поэтому его рука машинально толкнула Ка-Бума в цепкие лапы Падлы, а сам развернулся к сержанту.
-Сник, подержи младшего лейтенанта покрепче, - с ухмылкой на губах и легким отблеском золотого в глазах, произнес юноша. Он чувствовал, как кровь приливает к надпочечникам и заставляет те вырабатывать адреналин. – Сержант, вы чем-то недовольны? – надменная улыбка никогда не появлялась на лице зеленоволосого, но сегодня особенное событие, и потому вторая сущность немного решила подсобить своему хозяину. Кулак пролетел мимо, занося коренастого Бруно вокруг собственной оси. Еще раз, и еще, Флипп уворачевается, держа руки в корманах.
-Парни, ату его, - о, как давно Флиппи не слышал в свою сторону такого слова, как «Ату его!». Шаг назад, второй, удар по двери и медведь уже в предбаннике, вместе с тремя уебками и дебилами на всю голову. Окружив с трех сторон, они перешли в наступление. Удар со спины, парень пригнулся, сев на корточки. Удар справа ногой, перекат с ударом под коленную чашечку и вой на всю казарму. Удар слева локтем, остановлен головой. Встав снова на ноги, Флипп улыбнулся, коварно и по-доброму, как папочка детишек учит уму разуму посредством ремня.
-готовьте задницы, господа солдаты, - удар ногой с разворотом на 180 градусов по мордасам того, кто стоял сзади. Перехват кулака в ударе и переброс через корпус. Туша теперь лежит на спине и отдыхает. А третий до сих пор катается по полу с выбитой коленкой. Раздался смех из комнаты-спальни, на который обернулся улыбающийся старший лейтинант, - Эх… - подойдя к одному, ко второму, поднял оных на ноги, а с покалеченной ногой подошел и присел рядом, - сейчас вправлю, потерпи, приятель, - резкий удар и колено встало не место, словно и не было выдвинуто в другую сторону. После подняв и вручив в руки другим солдатам, произнес с напутствием, - сводите его все-таки в мед пункт.
Отряхнувшись от невидимой пыли, Флипп подошел к своим друзьям, усмехнулся Маусу, кивнул Снику и поплелся к своей кровати. Надо собирать манатки, а то не долго осталось до отбытия. Футболки, штаны, трусы, носки, берцы, берет, ремни, навески, карманы, все отправлялось в рюкзак, как и сух поек, фото родителей, гранаты, обоймы, и автомат пристегнутый к боковой стороне груза. Нож лежал на гладкой поверхности застеленной постели, как и одежда на смену форме. Форма останется, но до следующих торжественных парадов и прочего. Может когда-то Флипп с друзьями будут ветеранами войны и ребятишки будут дарить им цветочки, благодарить за подаренное детство, а они улыбаться и плакать в ответ. Вот такие мыслишки приходили в голову молодого лейтенанта, сбрасывающий с себя парадный костюм и влезая в чистые вещи. Черная майка, куртка и штаны, ремень и накарманики на оном. В берцы заправить низы брюк, затянуть на удобную узость, чтобы во время бега не свело лодыжку. Сигареты по карманам и зажигалка. Спички про запас целая упаковка, бандана на голову и шлем, который прицепили к одной из штрипок на рюкзаке. Бряцает там же и кружка, и ложка где-то на дне. В общем, Флипп готов к труду и обороне, да только Маус… Как же за него беспокоиться медведь. Этот мышонок хоть и окреп, но оставался самым маленьким из всей роты. Его хотелось оставить на гражданке и пожелать счастливой жизни, пусть семью заведет. Красавица жена, детишек выводок, такие же лупоглазые и резвые. Тогда Флипп вернулся бы, обязательно, и нянчил малышей, рассказывая байки о войне, играя во дворе с целым отрядом маленьких бесов, а вечером, уложив их, вместе с Маусом, пошли бы на кухню, покурили бы, выпили по рюмашке виски и завели бы беседу на целую ночь, о том, какие были времена, как хорошо, что они остались друзьями. Флиппи хотел, только одного, чтобы его лучший друг и товарищ прожил счастливую жизнь, забыл невзгоды прошлого и подарил лучик добра этому миру, своим детям, жене. А старший лейтенант с радостью будет уничтожать врага ради мирного населения.
-Маус…-начал было Флипп, оборачиваясь на приятеля, но отчего замолчал, - а ничего, - потупив взор, юноша понял, что этот малец просто так не отступить от него. Пойдет на «командиром» в самый ад, но не бросит. Это приятно, но в тоже время не хотелось самого дорого друга подвергать опасности. А ведь у него еще сохранился слух… скоро и этого не будет. Скоро все полетит в тартарары. Ничего хорошего не останется. Боль и раскаяние, чувства, которые будут преследовать медведя до конца его дней, после завершения войны. Залезая на верхнюю полку, гризли посмотрел на последок на рыжего мышонка, тяжко вздохнул и закрыл глаза, разваливаясь в постели, влажной, но такой родной… Когда он еще поспит на кровати, неизвестно, может уже никогда.
«да ты точно пацифист, приятель»- прозвучало в голове, хрипловатый голос усмехался, но так и не был одарен вниманием, - «хочешь для друга счастья… благородный ты, однако, благородный… уже сейчас медальки заслуживаешь»… Флипп провалился в пустой, без видений сон. Он устал за сегодня, да еще и выпил прилично. Ночь пролетела быстро и когда подходило время подъема, парень очнулся. Даже старшина еще не пришел.
Распахнув глаза, молодой медведь осмотрел спящую казарму. Храп стоял неиллюзорный. И как он умудрялся дрыхнуть и не слышать всю эту брутальную какофонию? Улыбнувшись, перекинулся через край и глянул на своего товарища. Он мирно сопел в подушку, как младенец. Ну как, мать вашу, как этот невинный комок шерсти рыжего цвета брать на фронт. Ему там не место. Бесшумно спрыгнув на пол со скрипучими половицами, Флиппи присел на корточках рядом с кроватью друга. Положив руку на его голову, провел по мягким волосам, осмотрел внимательно детское лицо со смешными усиками и встав, пошел по изученной дорожке нескрипучих мест к выходу, дабы покурить. Выходя на холодный воздух, вдохнул оный полной грудью. Свежо и хорошо. Тишина и покой. Лес, тьма, родная часть. Где-то в далеке идет фигура старшины-свинтуса. Он уже заметил дымящего солдата и хотел было заорать, но когда свет фонаря упал на зеленую макушку Флиппи, воздержался. Как ни крутите, а медведь то теперь по званию старше, так что и уважение проявлять положено всем здесь присутствующим. Свин уже рядом, поднялся по лестнице, и встав по стойке смирно, отсалютовал.
-доброе утро, старший лейтенант, - в голосе звучала обида, но делать нечего, терпеть и служить.
-Доброе утро, старшина, идите, будите солдат, - безучастно, но в тоже время ошеломленно произнес парень, не понимая, как вообще такое возможно. Хряк пошел орать, хорошо так орать на солдат, которые скорее устроили шумиху при одевании и сборах. Флипп затушил хабарик и кинул в урну, вспоминая, как напротив этого здания он поднимал Мауса на ноги, как они бежали с кирпичами за плечами, как умирали в душевой, и как повзрослели и стали сильнее. Развернувшись на пятках, Флиппи зашел в комнату, взял свою рюкзак, перевязал бандану, сунул нож в поножи на бедре и вышел, дабы построиться вместе со всеми парнями, последний раз напротив этой казармы. Минута, другая и все стоят в ряд, по росту, после Флиппи, взволнованные и озабоченные. Ничего удивительного. Все как обычно, стоя по стойке «смрино», молодые солдаты, одетые для отправления на фронт, дождались три фургона, в которые они все начали дружно забираться. Флиппи залезал последним, в машину, подсаживаясь к Маусу и Падле, которые посмотрели на него подвинули других. Снимая и ставя рюкзак на пол, гризли присел, поглядел на солдат, улыбнулся им, а они ему, словно понимали, с каким смыслом эта улыбка была им послана. Они знали, их старший лейтенант не оставит их в беде, не подведет, будет защищать и утешать. Фургоны тронулись, затряслись запчасти старой машины, каски и кружки на рюкзаках. Медведь закурил вновь. Через 15 часов прибытие на аэродром и перелет.

+1

40

Счастливейший день в жизни француза. Кто бы мог подумать, что предыдущие страдания и полная неизбежность могли превратить жизнь Мауса в изобилие радости и гордости над самим собой и своим лучшим другом? Наверно, все-таки никто. Да и Сникки, впрочем, не остался не у дел, поскольку сам получил не менее занимательную должность. Жизнь удалась, пускай уже завтра она могла бы попросту оборваться. Мыш улыбался, обнажая зубы в счастливой улыбке, в едва ли протрезвевшем виде направляясь в обнимку с друзьями прямиком в казарму. Все, разумеется, были заняты сбором шмоток и прочего полезного обихода, поскольку туда, куда они направятся уже скоро, потребуются средства для существования. Тем не менее, с приходом парней те будто бы разом замерли, уставившись на своих "боссов" не то ли с завистью, не то ли с напыщенным страхом. Никто не смел возразить, или же попросту сказать слова. Оно и не надо, так как Ка-Буму сейчас очень хотелось кому-то врезать. -  Маус, приятель, ты молодец. Мы все молодцы, - проговорил Флип. Он тоже был счастлив по отношению к тому, как сильно изменилась их жизнь сегодня. Отчего-то рыжий ненароком вспомнил этого парня в первые дни собственного заточения. Высокий, худосочный и, как казалось мышу, робкий. Медвежонок, никак иначе. Признаться, было занимательно наблюдать за тем, как тот растет не только физически, но и морально. Сейчас это уже не тот плюшевый хлюпик, а самый настоящий самец медвежьего вида, что одним лишь кулаком собьет гориллу и размозжит ей череп. В принципе, Ка-Бум сам прилично изменился, однако с его стороны он наблюдал только заметные улучшения в боевых навыках, невзирая на то, что тот порядком подрос сам, набрал форму и выучил английский при помощи своего старшего лейтенанта. Кто-то шепотом переговаривался, не смея молвить и слова. Было видно, что мало кому понравился подобный исход дела, но никто не смел выразиться, а в прочем, таковая личность тоже появилась. Невысокий коренастый мудак, который был ниже самого француза, прошел прямиком через толпу, растолкав молодых солдатов. Мотелли был повышен до минимального звания сержанта, но учитывая его личные счеты с Флиппи и Маусом тот явно решил высказать свою позицию. А стоит ли? Завистливая скотина тут же вызвала у француза прилив гнева, даже сильнее, чем на посвящении. Врезал Стиву, который выказал абсолютно правдивые факты. Обнажив зубы в оскале, с хрустом сжав кулаки, тот решил было ринуться и покалечить урода, но Флип словно на автомате толкнул его в объятья Падлы, который с силой сжал его сзади, обхватив руками под грудь, тем самым заблокировав его руки для альтернативных действий. Несвойственно себе гневно рыкнув, исподлобья смотря на медведя, тот как бы утверждал, что еще это припомнил. Хватка хамелеона была очень сильна, и даже Ка-Бум не мог вырваться, учитывая собственную изворотливость.
— Je vais vous tuer Motelli, - проговорил молодой человек, забыв английский от столь сильного наплыва чувств. — Сник, пусти меня! - рычал юноша, не упуская попытку вырваться. Должно быть, если бы тот умел говорить, то непременно бы ему сказал что-нибудь по типу «заткнись, придурок, это не твое дело». Надменная улыбка в лицу Флиппи была чем-то новым и неизведанным, поскольку подобной мимики француз еще не замечал у своего друга-американца. Удивленно выпрямившись, сменившись в лице, тот начал наблюдать за тем, что происходит в ебаной казарме.
Бруно попытался врезать зеленоволосому парню, однако изворотливость медведя была неимоварна. Уворот, еще один. И все это при том, что Прапор даже не вытаскивал руки из карманов. «Какой хитрожопый, а» - думал Бум, ухмыльнувшись. Попытки вырываться были прекращены, но Подлец все равно выполнял приказ с точностью, типичной для его натуры. Но Мотелли был не промах, оттого натравил на старшего лейтенанта троих мудаков, выебанных на всю голову. Разумеется, Маус был уверен в том, что его друг уделает и десятерых без оружия, если не больше, и тот полностью оправдал его ожидания. Один даже повредил колено, окрасившееся алой жижей. Брезгливо отвернувшись, всю свою жизнь боясь вида крови, Ка-Бум хотел уйти из этого места, при чем, хамелеон даже немного ослабил хватку, что позволило французу освободить руки, чьи запястья были скованны вновь усилившейся хваткой. И все же, чувство жалости у медведя было завидным. Подойдя к покалеченному солдату, тот резко вправил тому колено. Крик, раздавшийся на весь корпус, заставил Бума зажмуриться. В тот момент он просто мечтал оглохнуть, пускай и не подозревая, что подобная прерогатива ждет его совсем скоро. Наконец освобожденный не без приказа Флипа, Маус сделал несколько шагов назад, прислонившись задом к стене и опустившись всем корпусом, держась за колени и глубоко дыша. Медведь же, тем временем, поплелся к своей кровати, как ни в чем не бывало собирая собственные шмотки.
— Cons... - прошептал парень, улыбнувшись во все тридцать два. Пройдя через свору собирающихся солдат прямиком к своей койке рядом с Флиппи, француз вытащил белую футболку и свои неизменные милитари-штаны в курткой в комплекте, сложив оные на ближайшие пятнадцать часов выезда. Беспечный разум был погружен в прогнившие воспоминания о его прошлой жизни. Родителей нет. Детдом, в котором его не принимали сверстники. Побег. Воровство, насилие, поимка оного полицейским... Зажмурившись, покрутив головой, Маус отдал негативные раздумия пустоте, ибо как был прерван окликивающим голосом медведя.
— Quoi... То есть, что? - проговорил парень, устремив взгляд прямиком на друга. В зеленых глазах его друга отражалась неимоверная преданность и осознание того, что Ка-Бум его никогда не подведет. В принципе, Маус так никогда и не поступит, ибо как уже готов пожертвовать собой ради него. Зачем миру какая-то мелкая шваль, которая грешила еще в подростковом возрасте? У него нет будущего. Не будет жены, детей и даже работы. Если ему все-таки удастся выжить, он непременно покончит с собой в своей подземной халупе. А Флип? Флип найдет себя в Снике, который утешит его горе по поводу утерянного, и такого родного француза. Чуть улыбнувшись, отвернувшись и далее продолжая сборы, француз тихо, но тепло проговорил:
— Идь'от...
Флип поднялся на верхний ряд, напоследок одарив Мауса взглядом, тяжело вздохнув. Встретив его взор своим, пока медведь не развалился на койке, молодой француз присел на край своей, расстегивая парадные штаны и белоснежную рубашку. Заменив оное приготовленным, парень управился со снятыми брюками и верхней тканью, положив оные под кровать. Сняв ботинки, также поставив их в угол кровати, мыш вздохнул, устремив взгляд на "потолок", поверх которого спал его друг. Едва проведя пальцами по матрасу верхнего ряда, француз убрал руку, тяжело выдохнув. Он надеялся, что у этого парня будет лучшая жизнь и ни капельки боли. Надеялся, что предстоящая бойня пройдет для него хорошо. Только вот у Бума были странные представления о том, что их ждет на поле брани, ведь он всего лишь мальчишка, которому в свое время нравилось играть в "войнушку" с ребятами. Прикрыв желтовато-карие глаза, парень повернулся боком, уткнувшись мордой в подушку. Отбросив все посторонние мысли, прекрасно осознавая, что завтра придется рано вставать, мыш заснул, отдаваясь в объятия самого Морфея. Количество алкоголя за сегодня ему помогло преодолеть все препятствия, которые, к слову, были не значительными вследствие накопившейся за день усталости.
Мыша разбудил противный рев старшины, что поднял с места всю роту. Приподнявшись на руках, Бум потер одной рукой заспанные глаза, протяжно зевнув. Голова нещадно болела, очень хотелось пить. Встав со спального места, француз выгнулся, растягивая позвонки с приятным хрустом. Все солдаты спешно одевались, а вот Маусу нужно было только одеть носки и берцы, что он неспешно сделал, после войдя в строй последним вместе с огромным рюкзаком, содержащим в себе одежду и боеприпасы. Выход, погрузка по грузовикам, путь в которых будет состоять аж из пятнадцати часов. Кинув махину с бомбами и шмотками на край багажника, парень без особых усилий взобрался наверх и пробрался в самый конец, таща за собой груз. Некоторая часть роты, в числе которых были Флип и Сники, последовали за ним. Уронив зад на пол, проведя рукой по заспанному лицу, француз поймал на себе взгляд друга вместе с улыбкой, которая была ответной. Сколько слов было сказано в одной только эмоции! Таких вещей Они никогда не говорили и не скажут друг другу, разве что на смертном одре. Осознание того, что ты не один, грело душу. Подогнув к себе колени, молодой человек уперся головой в оные. Машина двинулась, заполняя грузовой отсек тошнотворным запахом бензина, усугубляя и без того имеющую место мигрень в организме Бума. Пару раз проморгав, мыш заснул. Дурацкий сон. Он смотрит на самого себя, вот только видит кого-то иного, отличающегося от его личности. Флиппи и Сник лежат на земле с остекленевшими глазами, окровавленные, а перед ними сидит Он, и, как будто, что-то жует. Глаза француза расширяются на уровне блюдц, из глаз текут слезы.
— Какого черта?! - вопит он, не в силах двинуться с места. Существо медленно оборачивается, отчего сердца мыша падает в пятки. Бледное существо с ярко-красными зенками, рыжими волосами, усами и бледной кожей пялится на него в профиль. Нижняя часть лица была окрашена кровавой жижей, в когтистых лапах был кусок мяса, вырванный из живота его лучшего друга, в теле которого зияла кровавая дыра. Чудовище скалится, после чего мальчишка приходит в себя с громким выдохом. Все спят, даже Флип, опустив голову в бок. Вытерев рукавом намокший холодным потом лоб, Бум незаметно потянулся в карману Флиппи, вытащив оттуда пачку сигарет. Вытянув одну, искусно подожгя оную зажигалкой, Бум глубоко затянулся, устремив взор в пол. Мигрень прошла. Но ему было страшно.

*  Je vais vous tuer Motelli - Я убью тебя, Мотелли
* Cons - Придурки
* Quoi - Что

+1

41

Тряска. Грузовик едет вместе с солдатами. Среди полусотни тесно сидящих молодых парней трое ребят, которые несут в своих горячих сердцах крепкую дружбу. Каждый из них с тяжелой судьбой. Каждому выпало, по воле судьбе оказаться в одной казарме. И это их главное счастье. Они никогда друг друга не бросят, не оставят в беде. Флиппи, Маус Ка-Бум, Сники. Вроде три человека, совсем мало, и никто никогда не скажет, что эти парни, когда-то будут работать единым отрядом, пройдут через огонь, смерть, разрушения войны. Все эти бесконечные шесть лет страшного Ада, который устроила Империя Тигров. Они пройдут, возможно, будут ранения, они обязательно будут. Возможно им будет плохо…Это обязательно. И они потеряют товарищей, друзей, и может даже самих себя, среди трупов и умирающих. Но, пусть, они не знают, какие испытания выпадут на их долю теперь, эти парни не бояться, пока стоят плечом к плечу. Но они в пути…
Путь их не близок. Сколько километров по пересеченной местности? Сколько ухабов, неровностей, камней, все это попадало под колеса и грузовик, подпрыгивая, доставлял уйму впечатлений. Но когда твой разум изможден мыслью о войне, о доме, о друзьях и товарищах, ты устал уже морально от нахлынувших эмоций. Тебя выжало как лимон, оставив жалкую сухую корку, хочется спать и ухабистая дорогая, тряска, все это убаюкивает солдат, которые вскоре прибудут на аэродром. Перелет будет тоже утомителен, а там сразу на передовую. Лучше всего поспать, ибо там, под взрывы и свист пуль уже не отоспишься. Дремать придется чутко, в промежутки меж перестрелок и бомбежек. Флиппи заснул через полчаса, как наговорился с Маусом, попереписывался со Сником. Его накрыло незаметно, спокойно. Сон расстилался по телу, но сидя в обнимку с рюкзаком и автоматом, он не сдивнулся, крепко держа свое хозяйство. И наконец-то пошли странные образы.
В голове сначала кружилось все в каком-то цветастом вальсе, и когда картинка прояснилась, Флипп оказался в странном месте. Это был перрон. Стоит он в проеме, выходя с сумкой из вагона, в форме. Осматривается. Какое странное ощущение, какое-то необычное, словно к нему выйдет сейчас его семья. Его предчувствия подтвердились. Он шел по площадке, его берцы громко стучат, но в шуме обнимающихся меж собой родственников и солдат, что вернулись с войны. Счастье на лицах. И вот вдалеке возникает два таких знакомых и любимых человека. Его мать и отец. Она хрупкая, невысокая, едва достает до плеча мужа. Он статный, с прямой спиной. На их лицах улыбки. Но почему они стоят и не идут на встречу. Не важно, Флипп сам сорвался и помчался им навстречу. Бросив сумку с нажитым добром, бежал, спотыкался, улыбался и плакал. Они живы, это чудо!
-Мама! Папа!!!- кричал медведь, чей берет слетел с головы, зеленые волосы разметались от потока ветра навстречу. Протянув руку к ним, он хотел накинуться, обнять родных людей, поцеловать каждого, и снова обнять и никогда не отпускать. Но метр сократился до сантиметра… Их тела с улыбками просто исчезли. Флиппи озирался, оборачивался, водил рукой, там где стояли его родные люди… И тут перрон накрывает тьмой, страшной и непроглядной. Через пять секунд свет врубили вновь, но вокзал оказался полностью пустым. Навстречу несчастному солдату шла фигура, так похожая на него, в берете, подбирает его сумку, головной убор. Лицо его скрыто под косматой челкой зеленого цвета. Подошел протянул пожитки, берет одел и тряхнув патлами открыл себя. Это был его выдуманный, воображаемый друг. Он стоял напротив, его глаза сверкают хищно, золотые радужки врезались в своего хозяина, сверля и угнетая.
-У тебя есть только я! – и картина стала вновь меняться, а фигура друга растворилась. Черные, обугленные остатки от Падлы лежат на опушке сожженной огнем. Рядом у дерева лежит в крови, со вспоротым животом Маус. Глаза полные слез застлали все вокруг, а ком подкатил к  горле…Дым сигарет…Флипп узнал этот запах. Труп Ка-Бума курил и помахав рукой изорванной в лохмотья вспыхнул. Немой крик вырвался из, словно зажатого, рта Лейтенанта.
Пробуждение произошло резко и холодный пот пропитал футболку насквозь. Зеленые волосы прилипли ко лбу. Зеленые глаза истошно искали Падлу и Мауса. Увидев спящих парней, медведь увидел, что его пачка преоткрыта…Маус походу курил. Дымка еще сохранилась в кузове.
-Хей, Маус, чего не спишь? – шепотом, почти неслышно произнес Флиппи, но не успел получить ответ. Машина резко затормозила. Медведь увидел шуганных парней, которые пересрались от страха, но их старший лейтенант показал знак заткнуться. Пацаны лишь послушно взяли, но неуверенно автоматы, даже передернуть затворы забыли, да что там, предохранителя не снявши.
-ВЫГРУЖАЙТЕСЬ,ГОСПОДА!!!-услышав родной, бодрый голос старшины-свины у всех отлегло от души. Взвалив на плечи рюкзак, медведь понял, что таская те кирпичи под сто кило на спине в самом начале, помогло понять, что вес в сорок кило на спине сейчас, просто пушинка. Повесив на шею автомат, складывая руки сверху на дуло и приклад, спрыгнул Флиппи на грунт. В лесу был замаскированный аэродром. Все выгружались, поторапливал их Свин и поглядывал на лейтенанта. Сам же офицер подошел к старому приятелю, что гонял его в начале и пинал, и бил, и оскорблял, и унижал, улыбнулся, смотря сверху вниз. Красная морда во тьме исказилась. Он боялся медведя еще тогда, особенно осознав, что вырос Плюшня. А парень с зелеными волосами положил руку на плечо старшине, отчего тот напрягся по стойке «смирно».
-Спасибо. Вы дали мне стимул стать сильнее. Благодарен всем сердцем вам за это! – хлопнув по плечу еще раз, офицер добежал до погрузочного бортика и заскочил внутрь. На земле оставалось столь связанного с воспоминаниями, даже старшина, с каким-то печальным видом проводил своих салаг. Очередных. Может он хотел с ними, в самое пекло, но он уже дембель. И не годен уже для службы, пусть опыт передает пацанятам и учит уму разуму.
-Ребята! Все сели?! Взлетаем! – пилот хохотнул, это был позитивный представитель грызунов. Уже не раз летавший в небесах. Это был веселый на вид шиншилла, его торчащие в разные стороны, не послушные волосы убранные в дикий маленький хвостик держались за счет больших летных очков. Красные линзы сверкали от света в кабине, из которой он показался.
-Курт, заткнись, надо довести парней без происшествий. Времени мало, скоро рассвет…Нас не должны заметить,- из соседнего кресла донесся резкий голос, а потом появился и его обладатель. Хорек с белыми, коротко стриженными волосами дал подзатыльник своему товарищу.
-Райз, ну бляха муха, дай пообщаюсь с парнями! – с обидой выпалил пилот и включил турбины, - Вас приветствует компания Курта и Райза, нас ожидает получасовой полет, и когда мы прилетим, надеюсь салон не будет заблеван, как в прошлый раз. Сразу говорю, будет трясти, ибо самолет предназначен для перевозки техники,а не солдат, но иного не имеем, посему держитесь крепче, - на этой фразе голос веселого Курта в динамике прекратился. Самолет с жутким ревом взлетел и поднялся над облаками, скрываясь от врагов… Флиппи увидел в углу гитару, которая норовила упасть. Стало жаль инструмент. Усмешка появилась на губах и медведь схватил старенький, потрепанный инструмент, глянул на роту, которая заметила действия лейтенанта. Улыбки озарили салон самолета, словно солнечные лучи. Побрякав, настроив уставшую гитару, явно забытую кем-то из бывших пассажиров, Флиппи дал проигрыш и запел:

-В руках автомат, потому что солдат,
Блестят ордена, потому что война,
Вернулся домой, потому что герой,
Вернулся домой живой.

Это тишина и солнца свет,
Вдруг сказали смерти больше нет,
Просто солнца свет и тишина,
Вдруг сказали -
Кончилась война!

Родные кричат, по спине стучат,
Трещит голова, потому что пьяна!
Друзья старые, самые главные
Друзья старые, пьяные...

Приходит приказ, атакуют нас
Не успели мы, отдохнуть от войны,
Снова плачет мать, уезжает солдат,
Снова плачет мать, опять...

Все пели, всем было и грустно, и весело. Каждый в этот момент думал о своем. Кто-то курил, кто-то смотрел на других, кто автомат перебирал в руках, все подпевали, как умели, а Флиппи играл и улыбался, но не смотрел ни на кого. Он хотел отдохнуть, не хотел, чтобы рядом сидящие парни погибли. Все чего хотел медведь, чтобы война не началась вовсе, или закончилась быстро. Слишком страшно. Глянув на Мауса, медведь заметил, что его друг уже оказался у кабины и активно беседовал с шиншиллой. Смеялись, улыбались. Курт что-то рассказывал, Маус тоже, иногда показывая за плечо, указывая походу на Флиппа.
В тот момент пока летел самолет, начало подниматься солнце. Они опаздывали, и силуэт корпуса железной птицы просвечивать стал чрез облака. В лесу над которым летела рота, на последнем издыхании подполз к оставшейся после высадки тигров-деверсантов зинитке, с простреленным животом, тигр. Он увидел летящий самолет врага и кое-как присев на сиденье навел прицел пушки и открыл огонь. На долго его не хватило и он умер безымянным, но успев отомстить за погибший отряд. Снаряды тридцатого калибра пробила корпус и кабину самолета. Размазало по стене салона двух парней, превращая в мясо. Размазжило Курта и Райза, Маус же стоял весь в крови. В салоне творилась полная паника. Парни бегали, орали и не понимали, что черт возьми происходит. Выстрелов более не было, но машина над облаками стала неуклонно падать, ибо автопилота не было предусмотрено в этой махине. Флиппи уронил гитару, в шоке от увиденного, подбежал к парням, которых задело. У одного оторвало ногу и он с окровавленным обрубком лежал и стонал. Парни же вжались по стенкам, все еще в панике, иногда крича. Запахло мочой. Кто-то нассал в штаны. Обернувшись, Флиппи увидел мокрого, включая промежность, Бруно.
«Слабак…Сука»- Флиппи содрал с пацана, который лежал без ноги, куртку, оторвал рукав и перевязал культю… Руки были в крови, было страшно, у медведя нервы не железные, но срываться на панику себе тупо не позволил. Наконец-то лейтенант посмотрел на лицо товарища. Это был Стив. В казарме он заступился за него, когда Бруно начал выебываться. В глазах волка читался страх, боль, отчаяние. Жетоны заляпаны кровью. Его дрожащая рука подтянулась к плечу Флиппи и сжала из последних сил.
-Лейтенант Флиппи, жаль я не смогу пройти войну с тобой спиной к спине. Для меня это было бы честью, - Глаза голубого цвета стали дергаться, - холодно…Я походу умираю… - это были последние слова молодого волка, который был горд и силен духом. Он умер от потери крови из бедренной разорванной артерии и болевого шока.
-Нет…Стив…Стивенсон,- полное имя, которое  мало кто использовал для обращения. На глаза навернулись слезы. Обмякшая рука упала на пол. Остекленевший взгляд, соленые дорожки на щеках, полуулыбка, полностью спокойная маска. Флиппи плакал. Рядом лежал другой парень, но он умер мгновенно, от него вообще мало что осталось. А самолет начал неуклонно крениться в воздухе, норовя рухнуть в лес… Если это произойдет, всем пиздец будет. Осознав наконец-то это, лейтенант закрыл глаза рядовому, сорвал жетоны с шеи и сунул в карман. Кое-как, в грохочущем, гремящем, трясущемся самолете, шатаясь, едва удерживая равновесие, Флиппи добрался до кабины. Маус уже начал действовать…
- МАУС!!! ДАВАЙ!!!- держась за кресла пилотов, Флипп увидел два трупа пилотов, которые залитые кровью сидели на полу. Маус снял обоих и усадил на пол. Не долго думая, медведь запрыгнул на место, где сидел Райз, обернувшись, заорал, поскольку динамики повредило от прострела.
-ПАЦАНЫ!!!ДЕРЖИТЕСЬ!!!МЫ БУДЕМ САЖАТЬ САМОЛЕТ!!! – и мальчишки, зеленые совсем, вот так попав в трудную ситуацию, молча и без паники, почти, расселись и схватились за поручни. Только Бруно опять выебывается.
-ТЫ МУДАК!!! ВЫ ЖЕ НЕ ПИЛОТЫ!!! ВЫ НАС ВСЕХ УГРОБИТЕ!!! БЛЯТЬ!!!-но сидел и держался, делая новую лужу мочи. Но вот над ним никто не смялся…Почему хорошие мальчишки погибают, а такой мудак жить будет… Флиппи думал об этом и становилось обидно, ибо закон подлости работал безотказно ВСЕГДА!!! А теперь ребята, мастер-класс от Мауса. Ведь впереди показалось поле и где-то в лесу в этом полупустынном месте, на границе Мексики и Техаса разворачивается страшное побоище.

0


Вы здесь » Happy Tree Friends - The War » Старые и ненужные более темы » Оу-оу-оу! Теперь ты в армии! НАХУЙ!!!